Александр Латса

Мифы о России. От Грозного до Путина. Мы глазамииностранцев

Россия глазами французаRegard français sur la Russie d’aujourd’hui.«Слишком часто правда о России говорится сненавистью, а ложь – с любовью».

Андре Жид

IntroductionДля большинства западных людей, среди которых есть такие же французы, как я, огромная

Россия всегда была закрытой страной, окруженной непреодолимыми тысячекилометровымиграницами. Учебники истории рассказывали нам о том, что многочисленная армия моглаявиться буквально из ниоткуда, чтобы защитить «святую Русь». Литература описывала намнетронутые просторы, необжитые земли, далекие города где-то за Уралом – о которых никтоне знал практически ничего. Книги создают размытый портрет парадоксальной страны,которую так сложно понять иностранцу. Россия – одновременно европейская, кавказская иазиатская, ни на какую другую страну не похожая. Трудно представить, что она моглаинтересовать иностранцев в эпохи и крепостного права, и абсолютной царской власти, ипозже, во времена раскулачивания, пролетарской диктатуры и советского режима. Несмотряна это, Россия притянула множество западных авантюристов, коммерсантов, писателей, инекоторые из них оставили нам драгоценные рассказы.

Несколько лет тому назад, читая книгу Фердинанда Оссендов́ского «И звери, и люди, ибоги», я впервые узнавал о «западном иностранце, который сделал выбор жить в России». Этаавтобиографическая книга рассказывает историю поляка, который в 1917 году вступил врусскую Белую армию маршала Колчака, а после победы большевиков скрывался и в концеконцов бежал в Индию.

Одна из его историй особенно меня поразила. Во время охоты в Омской областиОссендов́ский встретил британца, который принял русское гражданство и живет в Сибири. Этавстреча стала для меня большим открытием: оба они, и восточный европеец, и подданныйБританской империи, выбрали жить в России.

С тех пор я прочел и услышал множество рассказов о путешествиях и жизни иностранцев, восновном французов, в России, и у меня сложилось некое представление об этой стране.

Я заметил, что ее всегда описывали очень ярко. Французский путешественник,отправившийся в Италию или Швейцарию восемнадцатого или девятнадцатого века, описывалпейзажи, перемежая туристические анекдоты с юмористическими или критическимизамечаниями о кухне и обычаях страны.

Путевые заметки о России – совсем другие. Они почти никогда не бывают нейтральными.Они составлены в основном из личного отношения, страсти, горячей критики из-заболезненного разочарования, непонимания и ненависти к русскому обществу, но иногда и изподлинных признаний в любви к России.

Фламандский рыцарь Жильберт де Ланнуа был первым автором описания этой страны нафранцузском языке. Часть своего произведения «Путешествия и посольства» он посвятилрусской земле. В 1413 году во время Крестовых походов в Пруссии он побывал в Новгороде,а затем снова вернулся в Россию в 1419 году.

Самая старая история на французском языке о путешествии в Россию была написана в 1586

году. Жан Соваж покинул порт Дьепп на торговом судне, проплыл вдоль Норвегии, мысаНордкап и Кольского полуострова. Он первый француз, прибывший в Россию через Белоеморе. В июне он высадился в Архангельске, основанном двумя годами ранее по приказуИвана Грозного, и это был единственный северный выход России к морю. Книга Жана Соважаописывает впечатления француза шестнадцатого века, столкнувшегося с обычаямиМосковского государства в те времена. Эта поездка положила начало первым серьезнымдипломатическим и торговым отношениям между Россией и Францией.

Произведение Жана Соважа – первое из длинной серии. С 1600-го по 1611-й годфранцузский наемник Жак Маргёре служил Борису Годунову – командовал кавалерией,прежде чем возглавить иностранные войска царя. С этой позиции он очень точно изучил иописал Россию допетровской эпохи – его книгу «Государство Русская империя и Великоекняжество Московское» издали в Париже в 1607 году.

Вольтер написал «Историю России при Петре Великом», первый том которой былопубликован в Женеве в 1759 году. Вольтер симпатизировал русскому монарху и восхищалсяим; публикация этой книги разожгла бурные интеллектуальные чисто французские спорымежду Вольтером и его либеральными оппонентами. Они обвинили русских монархов втирании, в то время как Вольтер приветствовал абсолютизм и насилие правящих сил,необходимое в период модернизации страны. Двести пятьдесят лет спустя французы все ещеспорят о России почти так же остро – сторонники «мягкой демократии» и приверженцы«вертикали власти», наследники Вольтера.

Множество французов, побывавших в западной части России и в Сибири, также описывалирусское общество. Среди них были преподаватели и артисты, такие как мадам Виже-Лебрен,которая приехала служить в русской аристократической семье, были офицеры-наемники, какТомас Вильнев, бывший военным комендантом Томска. Об этих иностранцах, которые жиливременно или переехали навсегда, императрица Екатерина I I в 1773 году писала Вольтеру: «Яхочу заметить, что мне это нужно, чтобы ввести хорошие манеры в наши провинции».

Императрица Екатерина I I заботилась не только о «хороших манерах» своих подданных,она оберегала репутацию России. В 1761 году аббат Жан Шапп, французский астроном, ездилв Сибирь, в Тобольск, чтобы наблюдать Венеру. Его путешествие длилось два года, и повозвращении во Францию он опубликовал книгу в пяти томах: «Путешествие в Сибирь,сделанное в 1761 году, с описанием Камчатки», и некоторые части этого текста создавалинеблагоприятное впечатление о России. Екатерина I I ответила ему, опубликовав брошюру:«Противоядие, или Опровержение плохой, красиво напечатанной книги “Путешествие поСибири, сделанное в 1761 году”, написанной аббатом Шапп».

В 1843 году работа «Россия в 1839 году» издается во Франции маркизом де Кюстином,который проехал европейскую часть этой страны и встретился с царем Николаем I. Этипутевые заметки стали первой откровенно русофобской книгой. Кюстин изобразил Россию«отсталой, где дороги и гостиницы катастрофически паршивые» и где «правит страх и

насилие». И ясным умом эпохи французского Просвещения раскритиковал авторитарноецарское правление России. Но автор говорит о том, что в будущем Россия займет важноеместо в мире. Сто семьдесят пять лет спустя можно сказать, что автор «может быть, не видел,но угадал будущее».

Вскоре после этого Александр Дюма путешествовал по России в течение почти двух лет, с1858-го по 1859-й, и описал ее в двух рассказах «От Москвы до Астрахани» и «Путешествиена Кавказ», ярко и выпукло изобразив коррупцию того времени. В первой книге целая главапосвящена индустрии «официального воровства» в России, от кражи государственногоимущества должностными лицами до вымогательства сборщиками налогов денег у крестьян.Но Дюма восхищенно описал встречи с принцессами, прекрасные конные прогулки в степи,охоту и пышные празднования.

Одно из самых красивых признаний в любви к России было сделано, несомненно, ЖюлемВерном в романе «Михаил Строгов», изданном в Париже в 1876 году. Эта книга воспеваетзауральские просторы и русских героев. В жестокой и огромной Сибири мужчины сильны, аженщины очень красивы. В то время между Россией и Францией были превосходныеотношения, и эта книга была написана в честь визита царя Александра II в Париж.

Пожалуй, все французы старшего поколения, интересовавшиеся Россией, читалинеобыкновенный рассказ «Повседневная жизнь в России во времена последнего царя»,опубликованный в 1959 году Анри Труайя. Он повествует о путешествии француза ЖанаРусселя из Москвы в Казань в 1903 году. Это очень позитивная книга, и заканчивается онакрасивой франко-русской историей любви. Труайя родился в армянской семье русскогопроисхождения, что объясняет и его ностальгическую нежность к России, и его знаниеместных обычаев.

Рассказы иностранных гостей о России советского периода были идеологическиокрашенными. Большинство западных коммунистов возвращались из Москвы восхищенные иполные энтузиазма, говорили о том, как СССР строит социализм, – но достоверность ихисторий было трудно проверить. Издания Франс опубликовали в 1925 году рассказ Анри Беро«Что я видел в Москве». Сын французского рабочего, коммунист, симпатизирующий СССР,Беро был глубоко разочарован тем, что увидел «глубоко религиозную и полную неравенств»столицу. В 1936 году французский писатель Андре Жид издал «Возвращение из СССР». Он былубежденным социалистом, его торжественно принимали в СССР, но Жид оказался глубокоразочарован своей поездкой, и его книга уронила престиж СССР во Франции, очернила тотсамый Советский Союз, который был воротами рая для французских социалистов. Комудолжны были верить читатели того времени?

Сегодня вместо писателей – журналисты и блоггеры. Длинные описания и рисунки тушью вкнигах сменились видеоклипами. Возможно, именно для тех, кто любит читать, русскоеинформационное агентство «Новости» летом 2010 года организовало поездку группыфранцузских писателей из Москвы во Владивосток (и некоторые из них уже опубликовали

рассказы о путешествии в азиатскую часть России).Падение Советского Союза, смутный период девяностых годов, после – время

восстановления экономики и демографического возрождения России (с 2000 года), которыйвызвал противоречивую реакцию в западных странах. В 1998 году, через семь лет послераспада СССР, Россия была на грани исчезновения; жертва банкротства и распадапостсоветской политической и экономической системы. Об этой жестокой, сексуальнораскрепощенной, аморальной и меркантильной России писал Фредерик Бегбедер в «Идеале»,вышедшем в 2007 году. Западный мир с изумлением прочел о новых русских богачах без«манер», о которых так волновалась императрица Екатерина I I. Они заполонили отели классалюкс, теннисные корты и телевизионные экраны, они тратили большие деньги, а длинноногиекрасавицы-блондинки из России поглощали содержимое модных магазинов.

С начала 2000-х годов Россия стала более прозрачной и более понятной, но «видение» взападных СМИ изменилось в удивительных направлениях. Сторонники капиталистическойэкономики, те, кто радовался распаду СССР и краху коммунизма, сейчас обеспокоены тем, чтоРоссия восстанавливает свою финансовую и политическую независимость. С другой стороны,левые философы и журналисты, в том числе и во Франции, бомбардируют Россию критикой.Один наблюдательный человек описал ситуацию одной фразой: «Французские левыеинтеллектуалы поклонялись СССР, теперь они ненавидят Россию».

Наверное, слишком занятые критикой русской власти и социальной модели, котораяразвивается в этой стране, западные СМИ игнорируют новые важные аспекты: Россия сталастраной иммиграции.

Все больше и больше французов, итальянцев, бельгийцев, сербов, англичан или немцевпробуют устроиться в России. Я говорю сейчас о тех иностранцах, которые перебираются вРоссию по личным соображениям, чтобы сменить работу и жизнь.

Каждый раз, когда я встречаю их – таких же европейских иммигрантов, как я, – товспоминаю омскую охоту, встречу Оссендов́ского и британца, который стал русскимподданным почти век назад.

С «западным иностранцем, который решился жить в России», мы, как правило, сперваобсуждаем сложности общения с ФМС и трудности русского языка. Температура в Москве вфеврале – такая мелочь в сравнении с русской бюрократией! Затем мы обмениваемсямнениями о жизни в России. Трудности у нас разные – в зависимости от страныпроисхождения, – об этом было интересно писать. Но я решил написать эту книгу, осознав,что иммигранты из Западной Европы считают: практически все СМИ в стране ихпроисхождения создают несправедливую или ложную картину жизни в современной России.

Уинстон Черчилль назвал Россию «загадкой, завернутой в тайну и помещенной внутрьголоволомки». Это могло быть верно в 1940 году, но не сегодня. Россия – открытая страна,нет больше закрытых городов, все иностранные туристы или журналисты могут получитьлюбую информацию и сформировать свое собственное мнение. Тем не менее Россия сегодняболее чем когда-либо сталкивается с невидимой войной, социальной, моральной,экономической и политической катастрофой. Это атака средств массовой информации. Я живуи работаю в России, и я вижу почти каждый день, что большая часть иностранной прессыописывает несуществующую Россию. А русские зачастую наивно идеализируют Запад.

Именно поэтому я решил рассказать о той России, которую вижу, в которой живу и которуюпонимаю. Эта книга – мои личные истории.

Moscou, le 18 juin 2012.

Москва никогда не спитПочти все иностранцы, говорящие о России, описывают в первую очередь Москву – и я не

буду исключением. Этот город впечатляет сразу и всех, кто приезжает сюда первый раз, сЗапада.

Впервые я прилетел в Россию летом какого года? Мы с Евгенией, моей невестой, летелисамолетом авиакомпании Lufthansa, и я с нетерпением ждал, когда же наконец своимиглазами увижу Москву. Было уже темно, полет прошел хорошо, стюарды даже подарили намнесколько бутылок вина. Помню, я смотрел с любопытством на огни небольших русскихгородов, в то время как самолет приближался к Москве. Посадка была несколько хаотичной,мощный порыв ветра сотрясал самолет, и я увидел огонь под нами. Наверное, это былиторфяники, тлеющие и дымящие.

Немецкий стюард, который также смотрел в окно, сказал: «Они опять что-то жгут», – и лицоего одновременно было брезгливым, непонимающим и озабоченным. Это высказывание иотношение показалось мне очень странным, особенно резануло слух словечко «они». Тогда яеще не знал, что очень многие иностранцы говорят о России именно так – с недоверием,непониманием и отчуждением. Россия тревожит, очаровывает – и в то же время беспокоитмногих на Западе, я часто видел это за годы жизни в Москве.

Прилететь впервые в Россию и пройтись по аэропорту Шереметьево – это оченьинтересный опыт, который нельзя назвать приятным. Дверь самолета открывается, и вы сразуже сталкиваетесь с русским наземным персоналом, мягко говоря, не очень приветливым. Исразу исчезает изнуряющая жара московского лета, и атмосфера словно замерзает. Во времяпрохождения паспортного контроля пассажиры ведут себя очень тихо, будто не хотятвызывать сложности, которые вот-вот возникнут. Чем объясняется эта ледяная атмосфера, этотревожное чувство?

С тех пор многое изменилось, сегодня в аэропорте чуть более спокойно, но я описываюсвое первое впечатление.

В Шереметьево в пограничной полиции много женщин. При предъявлении паспорта чащевсего вы сталкиваетесь с женским взглядом, который пытается заглянуть в глубину вашейиностранной души и узнать, зачем вы приехали в Россию. Конечно, невозможно опуститьглаза. Заметьте, что девушка, которая с недоверием изучает ваш паспорт и визу, молода,красива, темноволоса, изумительно накрашена и причесана, а форма придает ей боевой вид. Вэтот момент вы вспоминаете легендарную красоту русских женщин и будто погружаетесь всказку…

Для меня сон был недолгим. В тишине, с авторитарным и несколько раздраженным

выражением лица девушка вернула мне мой паспорт и миграционную карту, которую я незаполнил, и все так же молча указала на стол в конце зала прибытия. Мои мечтанияразлетелись вдребезги, русская бюрократия разрушила этот сладостный момент, и я покорнопошел заполнять миграционную карту. Я не знал еще, что в тот момент для меня началасьдолгая история любви-ненависти в непонятном лабиринте русской администрации, в котороммне предстояло жить.

Мы арендовали трехкомнатную квартиру в одной из башен Нового Арбата. Просторнаяквартира с прекрасным видом на Москву оказалась дешевле, чем гостиница в центре. Подороге на такси из аэропорта в центр я видел огромные многоэтажки вдоль проспектов.Евгения показала мне «ежи» противотанковой обороны на обочинах шоссе, символсопротивления Москвы в 1941 году. Затем мы доехали до главных освещенных улиц центра,но нам нужно было проехать еще километры, чтобы оказаться на Новом Арбате. Приехав поадресу, я увидел, что, несмотря на поздний час, на улице действительно много людей – ипарочек, и компаний. Я понял, что Москва живет тоже ночью. Нам нужно было найти вход вдом (подъезд был во дворе, недоступном для машины). Консьерж начал спрашивать, куда мыидем, но мы никак не могли ответить. «Консьерж – чукча», – улыбнувшись, сказала Евгения. Ксчастью, тут подошел агент по недвижимости, Игорь – сорокалетний, высокий, худой иподвижный. Ему, вечно спешащему и занятому, казалось нормальным – работать ночью. ВоФранции агента по недвижимости, который в три часа ночи приезжает для того, чтобы забратьнебольшую сумму наличными, можно увидеть разве что в фантастическом фильме.

Игорь показал нам квартиру; он, казалось, понимал английский, но отвечал мне по-русски, аЕвгения переводила на французский. После этой странной беседы на трех языках пришловремя платить за квартиру. Я медленно пересчитал купюры и подал оговоренную суммуИгорю. Он беспомощно смотрел, не забирая деньги; я удивлялся, и тут Евгения сказала:

– Положи их на что-нибудь!Мы стояли посреди пустой комнаты, идея сложить деньги на пол промелькнула у меня в

голове, но я дипломатично отнес их в ванную и положил на стиральную машину. Игорьмгновенно подхватил купюры, быстро пересчитал их, как кассир в банке, поблагодарил иушел, оставив нас наслаждаться первой ночью любви на русской земле. Я еще немногопосмотрел на звезды Кремля – там, в конце огромного, залитого светом Нового Арбата…

На следующее утро мы отправились пешком в сторону центра. Я пытался представить себе,что чувствовал Блез Сандрар, когда прибыл в Москву. Он писал в 1913 году: «Я был в 16 000

миль от места моего рождения, я был в Москве, в городе тысячи и трех колоколен и семивокзалов». Я хотел, как любой турист, приехавший в Москву, увидеть вблизи стены Кремля,собор Василия Блаженного и его купола, похожие на гигантские шарики мороженого.

В Лондоне или Париже есть места, где вы чувствуете присутствие прошлого. Но в Москве наКрасной площади иностранец, приехавший в первый раз, ощущает скорее молчаливоеприсутствие Кремлевских стен, за которыми принимаются секретные решения, а глубоко подземлей располагается секретный командный пункт с «красной кнопкой». Вы не можетевыкинуть из головы все, что читали, слышали или видели по телевизору. Считая, что этакрепость обязательно скрывает множество мрачных секретов, мы представляем себеподземные ходы, где работает механизм власти. Мы думаем о царях и советских лидерах.

Теперь, спустя годы, я, как и любой москвич, стараюсь не замечать потока туристов и зевак,которыми заполнена брусчатка Красной площади. Сам же исторический центр до сих порзавораживает меня, особенно в те редкие моменты, когда он практически пуст.

В Москве чувствуешь себя совсем в другом мире. Человеческие лица невероятноразнообразны; очень сложно поначалу угадать, кто откуда. Иностранцев в городе оказалосьмного больше, чем я думал.

Я ожидал увидеть серые улицы центра, но они к моему удивлению оказались широкими,даже очень широкими, и красочными. Я также ждал, что русские окажутся светлымиблондинами – а увидел все возможные типы внешности. Кавказские и сибирские красавицыздесь ходили рядом со светлыми блондинками арктической красоты.

Я заметил, что красавицы на Тверской останавливаются, чтобы покурить, это очень забавно.Постепенно я понимал, что этот город невероятно велик. Ночная Москва очаровала меня с

ходу. Через несколько дней после приезда мы провели вечер в гостях у подруги моейневесты, на юге города, на Каширской. Ее квартира была на 22-м или 23-м этаже старогоздания, и я провел половину вечера, созерцая ночную Москву. Впервые я увидел город стакой высоты; каждая маленькая точка света – это было окно, а за окнами – жизнь, миллионыжизней.

Удивительная для французов вещь: круглосуточность Москвы. В любое время дня и ночиможно пройтись по магазинам, поесть или выпить, потусить, просто найти жизнь. Бары ирестораны открыты, есть магазины, которые никогда не закрываются, и даже банки и офисныездания с ночными службами. Часть города живет ночью, и это вечное движение, эти вечносветящие витрины создают впечатление, что Москва полна энергии и жизнь здесь кипитпостоянно. В 2007 году я прочел в журнале интервью с французским бизнесменом, которыйтак описал свою первую командировку в Москву: «Это сумасшедший город! Мне назначилибизнес-встречу в два часа ночи с пятницы на субботу! Представляете?» Это правда, что Москвадвижется день и ночь, как Шанхай или Нью-Йорк.

Во Франции, как и во многих западных странах, строго регламентируется рабочее время,работа ночью и в праздники, а также часы открытия и закрытия магазинов и предприятий.Люди уже давно работают только 35 часов в неделю и имеют право на пять недельоплачиваемого отпуска в год. Овертаймы также регулируются, и закон запрещает большинствумагазинов вне туристических регионов работать по воскресеньям.

Зайти после десяти часов вечера в ресторан во Франции – неразумно: кухня уже закрыта, иклиентов не обслуживают. В Москве это обычное дело. В ресторане, в десять часов утра, одинклиент завтракает, другой заказывает стейк, а третий пьет пиво. Трудно себе представитьтакую картину во Франции, за исключением, может быть, Парижа; вообще же стейк в 10 часовутра – это «не принято».

Один из моих друзей, Уго, рассказал мне довольно удивительный, но показательныйанекдот. Один из его французских друзей недавно приезжал в Москву из аккуратного старого,богатого и безопасного города в маленькой стране, где царят банки. Этот человек страдает оттревог и неудовлетворенности жизнью без очевидной причины, от скуки, которую считаетхудшей вещью на свете. Приехав в Москву и встав рядом с домом, он смотрел на автомобили,пролетающие мимо на бешеной скорости, и чувствовал совсем не безопасную атмосферу.Парадоксально, но этому человеку сразу полегчало в непредсказуемом и более опасномгороде. Человек почувствовал в этом мегалополисе, который часто называют серым имрачным, глубокое чувство благополучия и свободы. Москва подарила ему второе дыхание –и человеку это настолько понравилось, что он решил переехать туда.

В Москве я ездил на метро в течение четырех лет, в худшее время дня. Все туристы виделикрасоту старых центральных станций метро, футуристическое очарование новых,пользовались быстрыми и бесконечными эскалаторами и старыми шумными вагонами идивились на бабушек-контролеров в кабинках. Туристы не видели московского метро в часпик, когда оно превращается в огромный муравейник. По галереям циркулируют миллионыкрошечных муравьев, которые работают, поддерживая огромного монстра – Москву. Каждоеутро плотные толпы штурмуют эскалаторы, коридоры и поезда, которые проходят вускоренном темпе – почти каждую минуту. В этом человеческом водовороте невозможнодействовать самостоятельно. Каждый должен пассивно двигаться со скоростью толпы. Несуществует ни одного квадратного сантиметра пространства для тех, кто хочет замедлитьсяили ускориться.

Для туристов, которые хотят почувствовать «русскую энергию», я предлагаю попробоватьметро в утренний час пик, на довольно долгой дистанции из пригорода в центр, с двумяпересадками, например. При плотности толпы становится очень сложно забраться в вагон зате секунды, что дверь открыта; это часто становится физической проверкой на прочность, авыйти из поезда еще сложнее. Это делается так: сначала вы должны спросить впередистоящего человека, выходит ли он; если да – то ждите (и надейтесь, что он спросит о том жесвоего впередистоящего, а не вынесет его потоком из вагона), если нет – попробуйте егообойти и повторите эту операцию со следующим. Если ваше знание русского языканедостаточно, чтобы объясниться, то вы можете не выйти на желаемой станции. Если вамудалось подойти к двери, вас ждет другое испытание. Когда двери открываются, начинаетсяварварская борьба между теми, кто не хочет выходить, но стоит впереди, теми, кто стоит заними и хочет выйти, и толпой тех, кто хочет войти в вагон. Внезапно толпа из вялой иапатичной становится жестокой и энергичной, не оставляя шансов для слишком медленных инерешительных. Помню, утром в марте 2010 года в момент выхода из вагона меня буквальноперенесли на метр вовнутрь. Газету вырвало у меня из рук, она упала под ноги тех

счастливчиков, которым удалось выйти. Я был поражен внезапной русской энергией иоглушенно стоял в вагоне, стремящемся к следующей станции.

Вне часа пик толпа рассеивается, частота прохождения поездов уменьшается, и становитсяясно, что московское метро – это шедевр организации. Пассажиры разговаривают потелефону, сидят в Интернете, они чувствуют себя в безопасности. В Алтуфьево или Строгино,максимально далеко от центра Москвы, можно встретить ночью девушек в мини-юбках, сайпадами в руках; они не боятся нападения. Я считаю, что жители Москвы не осознают своегосчастья.

Парижское метро провоцирует другие ощущения, менее приятные. В последние годы оностало одним из криминальнейших мест города. В Париже и его пригородах в метропроисходит более чем 20 000 жестоких нападений в год; там воруют, нападают, пытаютсянасиловать, насилуют и убивают. Преступные группы, атакующие японских туристов, которыечасто носят с собой много наличных денег; тысячи телефонов и ай-падов, вырванные силой упассажиров; мириады карманников; антисемиты. Пресса публикует карты линий, которыхлучше избегать с наступлением темноты. Парижское метро стало местом беззакония. Камерынаблюдения там есть, и они исправно снимают нападения. Существуют транспортныеполицейские, но их мало, катастрофически мало. Очевидно, что ни у какой политическойвласти во Франции нет достаточной энергии, чтобы решить эту проблему. Поездки на метро вПариже стали источником стресса. Есть относительно спокойные станции, но они могут статьпо-настоящему опасными в определенное время и для одиноких женщин. Те, кто может себеэто позволить, ездят на такси. Конечно, во Франции вас никто не обтопчет, когда будетвходить или выходить из вагона, в этом смысле парижане воспитаннее москвичей, ноцивилизованность заканчивается там, где начинается опасность. Из-за этого многим людямстрашно в метро. Без сомнений, сегодня я предпочту Парижу Москву и ее метро, даже в часпик.

Почему так много иностранцев любят этот город и не хотят уезжать из него? В 2009 годумир услышал песню, название которой объяснило все: «Moscow Never Sleeps» («Москваникогда не спит»). Мой французский друг Уго сказал, что Москва поглощает все в своемвечном вихре. В русском фильме «Брат» немец утверждает: «Город – это злая сила. Сильныеприезжают и становятся слабыми, город забирает силу». Это может быть правдой, в Москвелюди часто чувствуют себя усталыми и угнетенными. Москва может изнурить вас иобессилить – но никогда не даст вам соскучиться.

Именно поэтому я, как и многие другие французы в частности и европейцы вообще, захотелпопробовать Москву, захотел обосноваться и попытать счастья именно здесь.

Однажды весной в МГУСреди иностранцев, живущих в России, многие совсем не владеют русским языком или

знают лишь несколько слов – и это особенно верно для французов. Даже те из них, которыеучат язык, довольно плохо говорят по-русски. Причины весьма разнообразны. Во-первых, мыдолжны признать, что французы, как и другие юго-западные народы Европы (испанцы,итальянцы или португальцы), не любят учить иностранные языки. Кроме того, во Франции запоследние годы стало гораздо меньше студентов, желающих изучать русский; этот язык до сихпор не признан перспективным. Ситуация может довольно быстро измениться, если в Россиибудет открываться больше западных компаний и если экономические перспективы в Европеостанутся на том же уровне, что и в начале кризиса.

Большинство европейцев, работающих в России, – экспаты: они приехали как сотрудникииностранных компаний, зная, что задержатся здесь на несколько лет, а потом продолжат своюкарьеру в другой стране. Таким образом, приезжая, они не говорят на русском языке; им нехватает времени, чтобы ходить на занятия; они обычно работают на английском или общаютсячерез переводчиков. У них нет личных проектов в России, они знают, что уедут отсюда, идействительно уезжают, обогатив свой словарь несколькими русскими выражениями. ВМоскве и Санкт-Петербурге вполне можно выжить и без русского языка, во многихресторанах есть меню на английском языке и даже относительно англоговорящий персонал. Вдругих городах английским не обойдешься.

Иностранцам, которые приезжают по личному желанию и выбору, желая найти работу, ноне имея договоренности с компанией в России, русский язык необходим, жизненно важен.Задолго до переезда в Москву я решил как можно скорее изучить русский язык и наивнодумал, что года на это мне хватит. Так что я решил пойти по пути большинства иностранцев:приехать в Россию по студенческой визе и записаться в знаменитый МГУ на ускоренные курсырусского языка. Я тщательно подготовил досье на поступление в университет, продумываякаждую деталь.

Я приехал в Москву 18 февраля поздно ночью, 19-го утром меня разбудил телефонныйзвонок университетской администрации. В Москве было 11 часов утра, а у меня спросили,почему я еще не в университете.

– Вы должны зарегистрироваться, и максимум в тринадцать ноль-ноль вы должны бытьздесь, – строго проговорил голос на прекрасном английском языке со славянским акцентом встиле «девушка Джеймса Бонда».

Я собирался соблюдать правила, а потому сразу же отправился в МГУ.Дорога с востока Москвы до юго-запада, где находится университет, озадачивает того, кто

еще не осознал размеров столицы. Путь из Новогиреева до МГУ составляет около часа наметро и четверть часа пешком. Таким образом, нужно потратить два с половиной часа надорогу туда и обратно, чтобы сходить на три часа уроков русского языка. Несомненнаяарифметическая логика Москвы. С тех пор я привык и, как большинство жителей столицы,думая, что поездка на метро займет полтора часа, решаю: «Нормально».

Администрация центра для иностранцев МГУ отправила мне план кампуса, который казалсяпростым и понятным. Вход, большая аллея и три прямоугольных здания, очерченные красным;было сказано, что администрация в последнем здании на нижнем этаже (французы называютего цокольным, русские – первым). Выйдя из метро, я попытался обратиться к первымпопавшимся русским с одним словом: «University?» Они молча и не остановившись махнулирукой – посмотрев туда, я увидел огромное здание. «Удивительно, что русские отвечают, неостанавливаясь, и даже не поворачивают голову, чтобы посмотреть спросившему человеку вглаза», – отметил я. Другие места, другие обычаи. Я прошел вдоль стен кампуса и наконецзашел через главный вход и начал искать здание, указанное на плане.

Не удивлю русского читателя, сказав, что мне не удалось найти нужное строение. Былоневозможно найти ни правильный корпус, ни подъезд в этом хаосе и на территории кампуса.Банки, рестораны и магазины соседствовали с административными зданиями – а ихохранники говорили только на русском языке. Никто из них не смог ответить на мои вопросына английском.

Я позвонил в центр изучения русского языка, но, к сожалению, мою «девушку Бонда»,свободно владеющую английским языком, заменили исключительно русскоязычной. Онаобъяснила, как добраться до офиса, вот только я ничего не понял. Так что я ходил ибезнадежно искал здание на карте. Именно в этот первый день я обнаружил, что в России застроением с номером 6 может последовать здание номер 42, затем – 16. Часа через два спомощью азиатского студента, казавшегося таким же потерянным, я наконец нашеладминистративный корпус.

Во Франции за такое принято извиняться и высказывать хоть какой-то минимум состраданияк потерявшемуся человеку. В администрации французского университета мы услышали быфразы типа: «Извините, что нет никаких знаков, это из-за работ», или: «К сожалению, офистолько что переехал и мы до сих пор не установили новые указатели», или хотя бы: «Вам нетрудно было нас найти?»

В России – совсем нет: темная, неприятная, довольно пышная дама лет сорока встретиламеня неудержимым речевым потоком. Она говорила громко и быстро, не учитывая того, что,возможно, я знаю всего десяток отдельных русских слов.

Видя мое замешательство, она все же успокоилась и проговорила пару фраз по-английски.

Наконец я понял, что сегодня уже слишком поздно и нужно будет вернуться завтра. А покадама решила показать мне разные группы русского языка. Мы прошли в другое здание, гдеона представила мне преподавателя, который спокойно продолжил вести свой урок, совсемне интересуясь моей ситуацией. За несколько минут я понял, что это слишком продвинутаягруппа, студенты уже немного говорили по-русски. В соседнем классе я наконец нашел то, чтоискал: урок для совсем начинающих. Преподавателем была Ирина, милая дама лет пятидесяти.Она занималась с группой из пяти студентов, но сразу сказала, что поскольку я незарегистрирован, то не могу остаться на урок, и велела вернуться на следующий день в 13часов.

Я был рад наконец обрести искомое в этом лабиринте. Мой следующий день былспланирован просто и четко: забежать в администрацию, быстренько зарегистрироваться изатем пойти на первый урок русского языка. Поэтому я возвращался к станции метродовольный и успокоенный.

Следующий день начался плохо. Было ужасно холодно, и, выходя из метро «Университет», япоскользнулся и упал – и не просто неловко распластался, как настоящий турист, не умеющийходить по обледеневшему снегу, но и действительно больно ударился. В административномцентре для иностранцев я оказался в очень плохом настроении, и темная, пышная и не оченьприятная вчерашняя дама – тоже. Еще раз я выслушал ее неудержимый словесный поток,настоящее выступление на русском языке, в котором десяток раз повторялось магическоеслово «регистрация». Видя, что я все еще ничего не понимаю и жду объяснений, онавздохнула и снисходительно начала что-то чертить на листе бумаги. Я понял, что эти полосочкии квадратики обозначают улицы и здания; на одном из квадратиков дама поставила жирныйкрестик. По этому чудо-плану я должен был найти то самое здание, где меня смогутзарегистрировать.

После того как я постучался во все двери всех зданий, которые могли быть на этом плане, ипопытался спросить у прохожих дорогу к загадочному зданию, обозначенному крестиком намоем заветном плане, кто-то показал мне на главное здание МГУ, в котором находитсястуденческое общежитие. Сегодня я снова задал себе вопрос о том, что могли подуматьпрохожие, кто видел меня, француза, с непонятным планом на потертом тетрадном листкебумаги, жалобно произносившего вновь и вновь: «Регистрация?..»

Я наконец добрался до того огромного здания, которое видел издалека. Охранники совсемне поняли, что я от них хочу, несмотря на то, что я говорил им магическое слово «Р-Е-Г-И-С-Т-Р-А-Ц-И-Я». Я понял, что один из них хотел узнать, из какой страны я приехал, а другогоинтересовало, студент ли я. Они увидели, что на моем плане была написана цифра «51», ипоказали мне офис с соответствующим номером. Открыв дверь, я попал в комнату, где на

стенах были приделаны телефоны. Я поднял трубку одного из телефонов – и сразу чей-тоголос ответил мне на русском; я попытался объясниться на английском, но на том концепровода уже бросили трубку.

Я был немного в отчаянии, немного разгневан и абсолютно беспомощен. Происходящеенапоминало роман Кафки: непостижимая и неиспользуемая схема, полное непониманиеокружающих и отчаянный поиск «регистратсии», сотрудник на входе, который почему-то«справок не дает». Почему нигде нет указателей на стенах зданий, как во всем мире? Почемунет ничего на английском или другом языке в университете, где изучают иностранные языки?

Я вернулся в здание администрации и был готов излить свой гнев на первого попавшегося,но особенно – на противную болтливую брюнетку, из-за которой я блуждал по кампусу.

Но на ее месте оказалась милая беременная блондинка. Она очень вежливо приветствоваламеня на прекрасном английском языке с тем самым привлекательным славянским акцентом«девушки Бонда». Я не был зол на всех, и я объяснил свою проблему. Она нахмурилась, глядяна схему, ухмыльнулась – и провела меня в соседнее здание, где мне оформили«регистрацию». Я не знаю, решила ли она, что план неясен или что я – идиот. На этом чудо-плане квадраты означали не здания на улице, а офисы в соседнем строении.

Было уже 16 часов. Я протратил несколько часов на бессмысленные блуждания, пропустилдва урока русского языка и потерял два дня.

Я оставил себе на память этот чудо-план, который заставил меня ходить во всехнаправлениях в течение нескольких часов, этот маленький шедевр путаницы и нелогичности.Иногда я использую его в своей работе для коучинга иностранцев, которые хотят работать вРоссии: иллюстрирую некоторые проблемы межкультурного диалога.

Курсы русского языка для иностранных студентов в университете МГУ не похожи назападные. Скорость, интенсивность, эффективность – если можешь сконцентрироваться напротяжении трех часов в день. Все, кто учился на этих курсах, говорили в один голос:русские – великие мастера преподавания иностранных языков. Я побывал во многих странах,и ни в одной другой стране не встречал людей, которые говорят по-французски какфранцузы, даже ни разу не побывав во Франции.

Наш учитель русского языка была невысокой стриженой женщиной примерно пятидесятилет. Прежде Ирина долго работала учителем русского языка в азиатской стране, я не помню,была ли это Малайзия или Гонконг; ей удалось накопить достаточно денег, чтобы приобрестинебольшую квартиру на окраине юго-запада Москвы, в районе Солнцево, где скоро должныоткрыть новую станцию метро. Это было в начале 2000-х, до феноменального роста цен вМоскве; тогда недвижимость в столице еще была доступна для простых смертных.

Ирина могла с первого взгляда отличить студентов МГУ, которые действительно хотелиучить русский язык, от тех, кому нужна была студенческая виза и кто вынужден был посещатьзанятия.

Наша небольшая группа студентов была очень разнообразной: два француза, турчанка,

англичанин, испанка и китаец, сын китайца и афганки, этнической таджички. Турчанка вышлазамуж за русского и работала в турецкой компании, которая впоследствии была купленабольшой французской группой розничной торговли. Испанка проходила полугодовуюстажировку русского языка для учебы. Джону, англичанину, отец оплатил кругосветноепутешествие без обязательства работать, и парень решил провести этот год в Москве, «потомучто русское пиво дешево». По словам Ирины, она никогда за все время работыпреподавателем не встречала акцента ужаснее, чем у Джона, пытающегося говорить по-русски.

Второй француз, Ксавье, был в той же ситуации, что и я. У него не было специальности,востребованной в России; он приехал попытать счастья в Москве. Он был женат на русской, скоторой познакомился в Париже, когда она училась во Франции. У них была дочь, и онирешили выбрать Россию для работы на несколько лет. Как и я, он решил изучить русский языккак можно скорее, чтобы максимально увеличить свои шансы на рынке труда в Москве.

Адам, китаец, уже год как учил русский, но он почти ничего не запомнил и был совершеннонеспособен говорить без ошибок. На самом деле он использовал свою студенческую визу дляработы на Черкизовском рынке. Ирина часто ему говорила, что он «говорит как таджик», а оней отвечал: «Но я и есть таджик!»

Я думаю, что Ирина была дамой строгих моральных убеждений. Когда весной 2008 годаразразился скандал о якобы существующих отношениях между Владимиром Путиным игимнасткой Кабаевой, я обсудил этот сюжет на уроке. Ирина, по всей видимости, не слышалаеще об этой истории и была глубоко шокирована. Она приостановила урок и судорожноначала искать в своем radio/MP3 плеере передачу, где говорили бы об этом. Потом онауспокоилась, выключила радио, и мы продолжили урок. Адам, китайский таджик, решилотомстить преподавателю. Он сказал, что совершенно нормально сменить старую жену намолодую, чтобы попытаться сделать хотя бы одного сына. В этот раз Ирина была глубокошокирована, а группа хохотала. Несколько дней спустя Адам ушел с курсов, и никто больше онем не слышал.

Несколько лет назад я учился в Бордо, в одном из крупнейших университетов Франции.Наблюдать за повседневной жизнью МГУ на протяжении нескольких месяцев было для меняочень поучительно. Я видел удивительные вещи, невозможные на территории французскогоуниверситета. Например, один студент приезжал на уроки за рулем Bentley, а одной студенткеподарили настолько огромный букет цветов, что ей надо было помочь нести их. А еще былиинкассаторы, идущие через толпу студентов с мешками денег и автоматами в руках, чтобыпополнить банкоматы на территории кампуса…

Во Франции, несмотря на то, что говорят «левые» об общих интересах, нет аналогасоветской традиции весенних субботников, когда русские студенты-волонтеры в

относительно веселой обстановке расчищают и подновляют университет. Во Франции неустраивают субботников, а студентов больше интересует политическая жизнь. Семестрыпроходят между выборами в различные союзы, уроки часто прерываются забастовками итребованиями, это иногда заканчивается драками между студентами крайне правых и крайнелевых взглядов. Когда я учился на юрфаке в Бордо, многие лекции проводились в полевыхусловиях, классы разбивались прямо на газоне, это были любимые акции протестастуденческих союзов. Митингующие требовали дополнительного финансированияуниверситета, лекции срывались, повсюду висели баннеры и шли дискуссии и бесконечныепротесты против правительства, а затем занятия возобновлялись. Агитация в университетах –очень старая французская традиция, самые первые забастовки и студенческие протестыначались во Франции еще в XV веке. Политически активным студентам не до чистки, уборкиили перекраски чего-нибудь в кампусе.

Мне очень понравились весенние субботники со студентами в мини-шортах и с айфонами.Люди одновременно серьезно работали, очищая и ремонтируя, – и ловили малейшие лучикисолнца, чтобы немного загореть. Это возрождение традиции советских времен действительновпечатляет и не может не привлечь внимания хоть сколько-нибудь объективного иностранца.Появление солнца, тепло, летняя одежда на грани приличия заставили меня думать, что яникогда ни в какой другой стране не видел такого количества красавиц на единицу площади.

Чудо, чудо, сотворенное Ириной: после трех месяцев занятий я мог уже изъясняться нарусском языке, по крайней мере настолько, чтобы купить билет в метро, заказать обед вресторане или взять такси. Я начал писать на кириллице. Я понял самое главное: начатьполноценно говорить по-русски всего за один год почти невозможно; но тот минимальныйуровень, которого я достиг, позволит мне добиться быстрого прогресса в будущем. Почтичетыре года спустя я понял, насколько русский язык богат и сложен. Его действительноневозможно выучить за несколько месяцев.

Эта нежная весна в университете, моя первая русская весна, показала, что у меня есть шансприжиться в России, и я начал строить планы на будущее. Я должен адаптироваться к русскомустилю жизни, совершенствовать язык и урегулировать свой статус для того, чтобы работать вРоссии, а затем искать работу. Грандиозные планы!

Мой спальный районПосле первого спокойного визита в Москву летом мы решили вернуться в Россию зимой,

чтобы увидеть жизнь под снегом. Зимой 2007 года судьба преподнесла нам сюрприз,неожиданный, но показательный для экономической динамики России до кризиса 2008 года.В один из вечеров Евгения подала свою кандидатуру на вакансию. На следующее утро ейответили, назначили собеседование на вторую половину того же дня, а вечером сделалиофициальное рабочее предложение. Евгения с ходу приняла его и начала работать в январе,сразу после праздников. Отпраздновав хорошую новость, мы должны были обосноваться вМоскве и первым делом – найти жилье.

Для экспата, который работает в иностранной компании, таких забот не существует. Отделперсонала компании берет на себя все эти трудности: оформляет документы, ищет жилье вцентре города и французскую школу, если в семье есть дети. Увы, мы были в другомположении. Евгения родилась не в Москве и уехала из СССР 14 лет назад, совсем ребенком. Заэто время все изменилось. Евгении пришлось импровизировать, не имея никаких связей изнакомых в Москве.

Мы сразу созвонились с несколькими известными агентствами недвижимости, которыепообещали нам перезвонить, но так этого и не сделали. Поискав в Интернете, на следующийдень мы связались с малоизвестным агентством «Violenta». Их офисы были расположены насевере Москвы; туда мы и отправились на следующий день. На сайте агентства было многохороших квартир на аренду, и услуги их стоили столько же, сколько и аренда квартиры замесяц, – все выглядело вполне обнадеживающе. В офисе красивая молодая женщина,немного говорящая по-английски, сказала, что у их агентства много квартир в аренду, ивладельцы привыкли к иностранцам, поэтому не будет никаких проблем. Нужно простоподписать контракт и заплатить 3000 рублей за то, чтобы просмотреть квартиры в течениенедели.

Мы заплатили и подписали контракт, девушка познакомила нас с агентом, и мы назначиливстречу на следующий день в центре города, чтобы просмотреть несколько квартир.

– Какой профессионализм русских агентов по недвижимости! – говорил я Евгении подороге к метро. – Видишь, Москва – суперорганизованный город.

К сожалению, я был слишком уверен в себе и не вспомнил о почти таких же аферистах,живущих почти во всех городах Франции. На следующий день ни с каким сотрудникомагентства мы не встретились, а на наши звонки агент не отвечала. После часа попытокдозвониться она наконец ответила и объяснила, что уволилась и что больше не работает вагентстве.

В офисе тоже никто не отвечал. На следующий день мы пошли в агентство. Красивая бизнес-леди исчезла, и нас не очень хорошо, если так мягко можно сказать, встретил мужчина летсорока. Он пояснил, что деньги по контракту на 3000 рублей пошли на оплату агентов,которые показывали квартиры. Наш агент уволилась и ушла с нашими деньгами. Мужчинаторопился, был достаточно агрессивно настроен, и пока мы разговаривали, второй мужчина,постарше, прохаживался около нас с еще менее дружелюбным видом. Я попросил вернуть нам

деньги; недружелюбный мужчина отказался. В какой-то момент я повысил голос; мойсобеседник тоже. Через некоторое время дверь отворилась с треском, второй мужчина влетелв комнату, глядя на нас с ненавистью, и закричал на русском языке: «Все!» Мне очень хотелосьвернуть мои 3000 рублей, и мне было интересно, с какой мафией я имел дело, и я помнил отом, что у них есть копии наших документов. Но я решил сдаться и ушел, не добившисьжелаемого.

Наша вторая попытка найти квартиру тоже оказалась неудачной. Агент по продаженедвижимости позвонил нам и предложил посмотреть двухкомнатную квартиру в Алтуфьево,на севере города, «не слишком далеко от метро». Те, кто жил в Москве, знают, чтоАлтуфьево – это очень далекий от центра район (20 км по прямой), а квартира оказалась вдвадцати минутах ходьбы от метро. Когда мы подошли к дому в темноте, в десять часоввечера, я не знал, нужно ли вообще смотреть эту квартиру. Мне не хотелось каждый день идтидвадцать минут по льду до метро, оскальзываясь и падая.

В подъезде мы встретили мужчину с мусорным пакетом и маленькой собачкой; онпошатнулся немного и смерил меня подозрительным взглядом.

Квартира находилась на последнем этаже изношенного здания. Входная дверь былаоткрыта, и окна тоже. Двери распухли от влаги и не закрывались, ванную комнату, очевидно,не чистили со времен распада СССР, и вся квартира оказалась настолько обшарпанной игрязной, что я задумался, может ли вообще здесь жить человек. Там невыносимо воняло – нашриелтор сказал, что это запах смерти: «Старый владелец скончался совсем недавно». Послеэтого он добавил: «Квартира свободна, можете въезжать на этой неделе, аренда тридцать пятьтысяч рублей». В тот момент я подумал, что теперь мы – жертвы розыгрыша и нас снимаетскрытая камера.

Бледный от гнева и ненависти, я подошел к риелтору. Я не мог даже говорить на русском,Евгения переводила:

– У вас есть жена? Честно, у вас есть жена? Вы сказали бы своей жене жить здесь? Выдумаете, она согласилась бы?

Агент, не стесняясь, ответил:– Вы что, конечно, нет!Я потерял дар речи. Мне попытались сдать в аренду эту вонючую, разрушенную квартиру по

заоблачной стоимости, эта афера не сработала, и я не услышал ни оправданий, ниобъяснений – ничего. Разозленный и усталый, я начал беспокоиться, удастся ли нам вообщенайти квартиру в Москве. На следующий день Евгения перезвонила в агентство и изругаламенеджера, напоминая ему, что мы – «люди, которые хотели жить в приличном месте». Агентограничился загадочным: «Я вас понял», – но нам никто не перезвонил.

Третья попытка наконец оказалась успешной. Мы нашли большое агентство, риелтор сразупоняла наши требования и нашла квартиру, подходящую по цене и расположенную близко отметро. Конечно, мы отправились на встречу, полные подозрений – новый дом, недалеко отцентра… Тогда я еще не понял, что это знак судьбы. Когда я увидел это квартал впервые, подснегом, он показался мне таким же, как и другие спальные районы города. Я не мог ипредставить себе, как там будет приятно жить и зимой, и летом.

Дом стоял действительно рядом со станцией метро, а квартира оказалась новой и оченьчистой. Хозяева вначале несколько опасались нашей странноватой, на их взгляд, франко-русской семьи, – женщина так и откровенно нервничала, и очень внимательно следила занами. Теперь я понимаю, что могло их беспокоить. В России такие пары часто бываютнеравными: иностранец, очарованный русской красоткой, и женщина, которая не оченьхорошо знает, чего хочет в жизни. Часто такие союзы заканчиваются разводами, и,безусловно, хозяйка квартиры могла подумать о нас: «Они разойдутся, бросят квартиру, незаплатят за проживание, все запачкают и поломают». К счастью, владелец оказался карелом,как и Евгения, и между ними моментально возникла симпатия, весьма способствующаядиалогу. Мы быстро пришли к соглашению и в дальнейшем не знали никаких проблем схозяевами квартиры. Они оказались надежными, правильными и дружелюбными людьми.

Когда мы переехали подальше от центра Москвы, я задумался об уровне безопасности врайоне. Понятно, что в любой части любого города можно встретить агрессивного алкоголика,и ограбить могут любую квартиру (поэтому здесь так популярны прочные железные двери снадежными замками). Я думал об общей атмосфере опасности и безопасности, которуюсложно описать, но очень легко почувствовать. Я смотрел, как ведут себя жители этого районаднем и по вечерам, как они держатся и как реагируют на события.

Я считаю русское общество жестоким. В нем физическое проявление агрессии – всегда наповерхности, всегда рядом. Однажды вечером, выходя из метро в час пик, я увидел, как двоенезнакомцев подрались, не сказав друг другу ни слова. Первый, выйдя из стеклянных дверей,просто и спокойно ударил второго, перешедшего ему дорогу. Тот упал на землю. Людипродолжали входить и выходить из метро, не обращая внимания на лежащего. После этогоинцидента я стал еще внимательнее следить за людьми вокруг себя, чтобы внезапно непревратиться в цель.

Тем не менее, как и другие иностранцы, я говорю, что ценю чувство порядка ибезопасности, которое ощущаю в метро и на улицах центра Москвы в любое время дня иночи. Вероятно, это один парадоксов жизни в России.

Так что я смотрел на теперь уже «свой» район Москвы взглядом иностранца – снедоверием. Русские, бывающие во Франции по делам, как правило, живут в роскошныхотелях в Париже или в других городах. Туристы в основном посещают красивые места: центрПарижа, Лазурный Берег, горнолыжные курорты Французских Альп. Многие русские, даже небывавшие во Франции, знают о замках Луары, аббатстве Мон Сен-Мишель и о многих другихзамечательных туристических объектах. Но мало кто из русских бывал во французскихпригородах.

А проблема пригородов Франции стала национальной. Вокруг крупных городов быликогда-то «бедные районы». Там жили рабочие-коммунисты, поэтому те места прозвали«красными пригородами». Сегодня там живут иммигранты – как недавно приехавшие, так идавно обосновавшиеся во Франции. Многие из них получили французское гражданство,другие – еще нет, третьи живут нелегально. И за последние тридцать лет «красныепригороды» стали крайне неприятным местом. Некоторые районы полиция еще контролирует,и нужно просто избегать некоторых улиц и некоторых станций метро в ночное время. В

других районах постоянно творятся бесчинства и часто горят автомобили. В третьих появилисьтак называемые «зоны беззакония». Большинство магазинов закрыты, потому что на них частонападали группы «молодых»; эти же люди часто атаковали автобусы, из-за чего транспортникистали часто бастовать, а подвальные помещения и входы в здания используются длянезаконной торговли наркотиками. В некоторые районы полиция и заходить побаивается безсерьезной огневой поддержки. Из домов часто нападают на полицейские и пожарныемашины, на кареты «скорой помощи». Все это происходит каждый день в районах, которыепримерно на десять километров удалены от исторического центра Парижа. В других крупныхгородах – та же беда. Для французов, у которых нет денег переехать из плохого района вхороший, жизнь превращается в ад. Я помню фразу из репортажа телеканала FR2 об этихрайонах: пятнадцатилетняя девушка сказала журналисту, что «предпочла бы быть арабкой иличерной, потому что жизнь для меня в этом районе была бы легче».

В Париже остро не хватает жилья. Квартиры в центре дороги и недоступны. Те, ктоприезжает работать в Париж, не имея достаточных средств для жилья в центре, сталкиваются ссерьезной проблемой выбора: либо район далеко от центра города и опасных пригородов,либо тихий и спокойный район в пригороде (но для того, чтобы найти такой, нужно изучитьвсю доступную информацию).

Вот о чем я размышлял, переселяясь в спальный район на востоке столицы, километрах вдесяти от центра. Я никого не знал в этом районе и беспокоился о том, какой может бытьздешняя повседневная жизнь. Во время моих первых прогулок по району я был начеку ивнимательно вглядывался в лица незнакомцев. Я пытался понять, что они за люди, ипобаивался всего того, о чем читал в западной прессе, – русской мафии, бандитов и подобныхвещей.

Район оказался тихим, а «мультикультурность» населения – беспроблемной.В моем районе нашлось много гастарбайтеров, выходцев из Центральной Азии и с Кавказа.

Это до сих пор меня удивляет, но русское общество вообще мультикультурно. Консьерж внашем подъезде из Кыргызстана, и я не знаю, кто из нас сильнее удивился, когда мызаговорили о своем происхождении. Возможно, я был первым французом, которого встретилтот немолодой киргиз.

В районе большинство магазинчиков принадлежат, или, скорее, контролируются, людьми сКавказа. Продавец курицы гриль сразу запомнил мое имя, и теперь он, продавая мне лаваш,говорит «пожалуйста» и «спасибо» по-французски – не удивительно ли?

Я быстро оценил небольшие магазины и овощные лотки, разбросанные по району; онипридают Зеленому проспекту некий восточный колорит и деревенскую свежесть.

Однажды вечером в первое наше лето в Москве я вышел из метро, купил пиво и пломбир исел на солнце в парке рядом с нашим домом. Я почувствовал хорошо знакомое русскимощущение: острая потребность в солнечном свете после московской зимы, а также простоеудовольствие от сидения на теплой скамейке. Я смотрел за космополитической толпой,которая проходила по парку, и пытался понять, кто из этих людей откуда приехал; я хотелзнать, что привело их в этот район, почему они здесь живут… И мне пришло в голову, чтопосле распада Советского Союза Россия стала «Союзом 2.0», но только уже без социализма. Я

видел примерно то же в Югославии однажды вечером в 1999 году. Сербия выходила издесятилетия войны; я проезжал по Югославии от Боснии до Хорватии через Косово, чтобысделать фоторепортаж. Итак, я коротал вечер в пивном ресторане в Нови Саде, в сербскойВоеводине, и мы разговорились с молодыми людьми за соседним столиком. Французыдовольно редко там бывали, да их и недолюбливали в то время, потому что Франция в этойвойне была против Сербии. Кристина, молодая брюнетка, рассказала мне о своей любви кФранции и к своей стране, Сербии. Я спросил ее, откуда она родом, и она ответила: «Эй, моясемья – хорошая югославская смесь, у нас есть и хорваты, и словаки, и боснийцы, и венгры.Думаю, почти у всех за этим столом – та же история». В августе 1999 года, когда Югославиюпоглотила история и от нее остались только воспоминания, Сербия заменила это сказочноегосударство. Сербия и Россия, сердца разобранных империй, оказались в итоге в довольнопохожей ситуации.

В первую зиму, прожитую в Москве, я – как и все иностранцы – столкнулся с немногонеожиданными трудностями. Например, однажды я пытался найти свое банковское агентство.Адрес мне был известен, но кому и когда это помогало в Москве?.. Я прошел по нужной улицепять или шесть раз и начал уже сомневаться в собственной адекватности, когда случайныйпрохожий все-таки помог мне найти заветный дом. Нужно было обойти вокруг здания, чтобывойти в невидимый с улицы двор – и именно там располагалось агентство. Абсолютноневозможное место для француза и вообще для западного человека, который строит мирвдоль прямых линий и прямых углов. Никаких указателей, как и в МГУ. Сейчас в Москве с этимситуация получше – но есть еще поле для деятельности.

Я также постепенно обнаруживал полуподвальные магазинчики, мимо которых легкопройти, если не читаешь по-русски. Когда наступило тепло, я начал исследовать окрестностипешком, улицу за улицей, до огромных парков, которые находятся по обе стороны шоссеЭнтузиастов. Я видел парки с густым лесом, озера и общественные пляжи в Москве,километры лесных тропинок, на которые зимой ложится лыжня, – и не верил своим глазам.Москва оказалась очень зеленым городом; насколько я знаю, почти 40 % расширеннойтерритории города состоит из парков. Была зима, когда голодные лоси выходили в город впоисках еды. Москва в итоге дает хороший урок экологии европейским столицам – тольковот воздух в ней никак не свежий. Летом жители района проводят много времени в основномна улице, даже купаются на местном пляже. Это то, что меня очень удивляет в России:стремление организовать пляжи на берегах различных водоемов, реках и озерах, даже вцентре крупных городов (в Казани, в Твери, в Уфе…). Этим и хорошо лето в России:независимо от того, где вы находитесь, вы как будто отчасти на пляже.

Летом я люблю гулять по улицам, спроектированным в советское время. Они широкие,очень широкие, есть контр-аллеи, где можно отдыхать в тени лип. Кроме того, в нашемрайоне – хотя я знаю, что так не везде, – абсолютно феноменальная концентрация парков исадов. Как хорошо, что в каждом дворе есть бесплатные детские и спортивные площадки!Честно, во французских городах это совсем не так.

Когда я гуляю, я пытаюсь угадывать, что было создано в советское время, а что появилось вдвадцать первом веке. Геометрическая схема района, ширина улиц, переулков, контр-аллей,

пятиэтажки-«хрущевки», огромные парки – это Советский Союз. Детские сады спротивоударными покрытиями, новые кавказские рестораны, суши-бары или пиццерии – этодвадцать первый век. За несколько лет жизни здесь я увидел, как в районе появились новыеторговые центры, компьютерные магазины, фитнес-центры и киоски вдоль дорог. Недавнооткрылся большой торговый центр с французским супермаркетом всего в двух станцияхметро от нашего дома. Последнее открытие – это большой аквапарк с экзотическимиресторанами. Сидя в тепле, можно смотреть на снег; можно после холодной улицы побаловатьсебя сауной с хаммамом, джакузи или массажем. Русская подруга, которая хорошо знаетместность, сказала мне: «Да, это правда, что раньше здесь не было практически ничего». Мнестало интересно узнать, что для нее означает это «ничего». Для меня как француза, который неживет в центре города, «ничего» – это бесконечные высокие дома с социальным жильем, гдедо ближайшего магазина идти минут двадцать. «Ничего» в наше время во Франции – этообязательная машина, на которой ты едешь за молоком, чтобы на тебя не напали.

Я постоянно сравниваю этот московский район с тем кварталом в центре Бордо, где жилраньше. Он тоже изменился: сперва исчезли традиционные маленькие продуктовые магазины,а затем и местные кафе. Все микро-услуги, которые делают жизнь приятной, перенесли вогромные торговые центры на окраине города (вроде «Меги – Белая Дача» или «Меги –Теплый Стан» в Москве). Центр Бордо стал пешеходным, открылось множество офисов ибанков. Район, конечно, стал спокойнее, но теперь в нем нет жизни, движения и души. Бары имагазины – каждый со своим лицом, фасады банков везде одинаковы.

Французы, которые живут в центре Москвы, спросили меня: «Ой, это очень далеко! Почемувы там сидите?» Я тут не сижу, я тут гуляю. Мне нравится не закрывать окна в летние месяцы ижить с видом на парк. Мой район замечательный, как и многие другие на востоке Москвы. Намой взгляд, это один из лучших районов для жизни. Я всегда говорю, что люблю свой «спальн-и-й» район. Здесь спокойно так, как, наверное, было во Франции во времена молодости моихродителей.

Русские французы: портретыИстория отношений русских и французов – очень старая. Утверждают, что французы,

которые впервые ступили на русскую землю, прибыли в крепость Архангельск с ЖаномСоважем в 1586 году. Вернувшись на родину, Жан Соваж рассказал о своей поездке морякам иторговцам. Открытие французами России материализовалось в «московском словаре» ЖанаСоважа. Мы можем сказать, что Франция почти не интересовалась Россией до конца XVI I I века.Географическая отдаленность, сложность славянского языка, отсутствие общих идей у дворянразвратника Короля-Солнце и московских бояр, а также уже сложившиеся стереотипы…Россия вышла из изоляции только при Петре Великом, восхищенном западной цивилизацией.Многие французы переехали в Россию во времена Петра Великого. Они служили на флоте,работали в промышленности и искусстве. И это продолжилось при его дочери Елизавете.Дворяне и высшее русское общество приняли французскую моду. Каждая семья держалафранцузского наставника. Французский стал языком высшего общества. При Петре I I I иЕкатерине I I в Россию переехало еще больше французов. В восемнадцатом веке их было такмного, что мы можем говорить о волне эмиграции. По некоторым оценкам, между 1789 и1792 годами в России жило 10 000 французов. Известна острота одного дипломата: «В Россиифранцузы падают с неба, как насекомые в жарких странах». Большинство французов работалиучителями и гувернерами в семьях; значительная часть этих людей жила в Санкт-Петербурге,на Васильевском острове, известном как «Французская слобода». В Москве на старомВведенском кладбище можно найти много французских имен на надгробных плитах.

Сегодня большинство «русских» французов живет и работает в Москве или Санкт-Петербурге. Совсем недавно две французских диаспоры появились в Калуге (в связи споявлением автомобильных заводов), а также на юге между Ростовом и Краснодаром. Тамживут около 7000 официально зарегистрированных в России французов. Наверное, немногобольше, если учесть приезжающих время от времени по делам, или студентов, проводящих встране несколько месяцев в году во время учебы. Для многих русских французы, живущие вРоссии, – экспаты. В воображении многих молодых русских женщин это люди, живущие вцентре столицы в отличных условиях – при водителе, машине и полном финансовомобеспечении. На мой вопрос: «Что такой француз делает в России?» – женщины отвечают: «Онзарабатывает деньги». И я подтверждаю: он зарабатывает гораздо больше, чем если быработал во Франции. Экспаты в основном одинаковы во всем мире. Они в среднем проводятпо три года в стране, где у них нет времени, чтобы выучить язык. В городе экспаты знаюттолько самый центр, пару ресторанов, пару клубов, лобби международных отелей ипрофессиональные сообщества, в которых можно общаться на английском языке. Оценкастраны часто зависит от удобства работы – то есть от доходов компании и от времени,проведенного в пробке. Экспат, как правило, ничего о стране не знает до приезда и в Россииоказывается беспомощным. Ряду русских женщин экспат из западной страны кажетсяидеальным зятем: богатый и в семейные дела не вмешивается. Казалось бы, мечта: богатыйэкспат работает в России, встречает молодую привлекательную русскую женщину, решаетжениться на ней и через несколько лет увозит ее за границу, подальше от трудностей жизни в

России. Женщина наконец становится гражданкой «западного рая», о котором так мечтает.Для экспатов, которые переезжают со своей семьей, опыт жизни в России бывает коварным.

В большинстве случаев они разводятся, бывшая жена возвращается на родину, а мужчинаустраивает свою жизнь со «славянской красавицей».

Те иностранцы, которые переезжают одни, неважно, женаты они или нет, проводят всесвободное от работы время в ресторанах, барах и клубах столицы, поскольку «Москваникогда не спит». У экспатов есть деньги, которые можно тратить, почти не считая, и все этивозможности кружат мужчинам головы. Россия кажется им сложной страной, полнойогромных возможностей. И эти мужчины становятся целью охоты молодых и привлекательныхженщин, которые хотят выйти замуж или просто повысить свой уровень жизни.

Рискуя разбить мечты многих молодых женщин и, возможно, их матерей, могу сказать, чтоэкспат в России – вид почти исчезнувший. Финансовый кризис 2008 года изменил кадровуюполитику иностранных компаний. Они нанимают все меньше дорогих иностранныхспециалистов и все больше русских, в том числе тех, кто возвращается в Россию из-заграницы. Французские компании также нанимают все больше и больше французов, ужеживущих в России и свободных на местном рынке труда. Они более или менее говорят уже нарусском языке, они не страдают от проблемы адаптации, и это решение, очевидно, намногодешевле и менее рискованно, чем перемещение специалистов из Франции, иногда вместе ссемьями. Для обозначения этих почти русифицированных иностранцев даже новое словопоявилось: «русспаты». Сейчас они составляют большинство от нескольких тысяч французов,проживающих в России, а экспаты стали меньшинством. Многие из французов-«русспатов»приехали в Россию и решили остаться ради женщины. А для некоторых история отношений сРоссией – не совсем обычная.

Я был знаком с одним русским французом из отвратительных экспатов. Его роман с Россиейначался еще в лихие девяностые, когда молодой инженер в первый раз прибыл в Москву.Когда я встретился с ним десять лет спустя, он управлял компанией. Этот человек с ходупредупредил меня: «Здесь гигантский бардак, везде – и в людях, и в администрации. Будьочень осторожен и никому не доверяй. Зато девушку себе можешь выбрать какую захочешь;мой тебе совет – бери покрасивее и поглупее». И дальше, повторяясь и сбиваясь, рассказал оначале своей жизни в Москве: «В то время это было невероятно: ты собираешься в дорогойресторан в центре города, и девушки готовы на все, чтобы ты пригласил их туда». Он сбесконечной ностальгией повторял, какой отчаянной была жизнь в Москве в девяностые,упоминал о своих оргиях и тосковал по тому невероятному времени, которое, к егосожалению, закончилось. Он женился на молодой длинноногой блондинке, на двадцать пятьлет моложе себя, с которой познакомился на одном из интернет-форумов, где западныестарики соблазняют девушек, обещая им много денег и жизнь без забот.

Их жизнь – это борьба двух амбиций. Его жене исполнилось двадцать два, когда онивстретились; она приехала из маленькой деревушки под Санкт-Петербургом. Вероятно, онаисполнила свою мечту, получив более высокий уровень жизни в центре Москвы, французскийпаспорт и долю в компании. А он получил жену, с которой не всегда может справиться. Когдаони ругаются, этот мужчина звонит своей теще и просит ее «повлиять» и «урегулировать

ситуацию». Тогда теща напоминает своей дочери, что ее муж пообещал купить им квартиру вМоскве и на первом месте – именно это, а ее мнение ни для кого не важно.

Этот мужчина до сих пор не владеет русским языком и ведет себя как с врагами буквальносо всеми: с администрацией, бизнес-центром или банком – неважно. Он так и неадаптировался к жизни в России. Его жизнь – это всегда испытание, он сталкивается спрепятствиями везде и во всем, Россия не интересует его вообще, его жизнь ограниченацентром Москвы и Санкт-Петербурга. Это хороший пример экспата, который не стал«русспатом» и, вероятно, никогда не станет.

Другому моему знакомому, Бертрану, было двадцать четыре года, когда летом 2002 года вИспании он встретил Катю. То ли лето и солнце сблизило их, то ли сангрия – но у молодыхлюдей завязался страстный роман. Катя оказалась патриоткой и не захотела уезжать из России,что порадовало Бертрана: значит, он не попадается в классические сети «охоты на европейца».Инженер информационных технологий, Бертран жил и работал в Швейцарии. Он стал мечтатьо приключениях и переезде в Россию, где будет жить с Катей. Он тщательно все обдумал. Унего была хорошая работа, карьера, свои клиенты, – но Катя была так прекрасна… И наконецзимой 2002 года Бертран решил уехать в Россию. Он должен был поселиться у родителейКати, учить русский язык и искать работу в Москве. Бертран не знал, что Катя была не толькомолодой, но и очень меркантильной девушкой. В тот день, когда француз, бросив все, ехал ваэропорт, чтобы улететь в Россию, Катя позвонила ему и сказала, что завтра выходит замуж ичто ей очень жаль.

В этот момент история Бертрана превратилась в русский роман XIX века.Катя пригласила его к себе – «в любом случае, как ты и планировал, ты будешь жить с

моими родителями». Вот Бертран и переехал в двухкомнатную квартиру в Реутове, впригороде на востоке Москвы, к родителям Кати, к которым она каждое воскресеньеприходила в гости вместе с мужем. Первая зима в России была кошмаром для Бертрана; и,зная стиль жизни в Швейцарии, я могу представить себе его состояние. Жить в Москве в 2003году было не так легко и приятно, как сегодня. Бертран оказался одним из немногих западныхиностранцев, которые пытались попробовать устроиться в России в одиночку. Сработало то лиего упрямство, то ли любовь к Москве… Он изучал Россию «изнутри», и его труды быливознаграждены. За несколько лет он обзавелся необходимыми связями и создал небольшуютуристическую компанию, которая организует поездки в приграничную территорию междуШвейцарией и Францией. Язык он выучил, в прошлом году женился, а в этом – получил вид нажительство. Бертран чувствует себя москвичом и даже планирует запросить русскоегражданство. История Бертрана началась с романа с русской женщиной и продолжиласьроманом с Россией. Он говорит так: «Здесь я никогда не скучал».

Скуки не чувствовал и Жак, приехавший в Россию в девяностых годах. Он должен былотучиться только один семестр – и он до сих пор здесь.

Он всегда хотел жить в России. Его предком был солдат наполеоновской армии, который вовремя войны с Россией влюбился в русскую девушку и решил жениться на ней и невозвращаться на родину. Но эта девушка была из семьи, близкой ко двору, и царь не одобрилих брак. Предок тайком увез любимую во Францию, и они поженились в Париже.

После прибытия в Россию Жак опробовал все возможные места работы, он даже создалодно из первых агентств по подбору персонала в Москве, а также начал переделыватьквартиры для того, чтобы их сдавать в аренду первым экспатам. Последняя страсть Жакабыла – купить последний часовой завод советских времен и выпускать продукцию с гордым«Сделано в России».

Бизнес в России – это всегда риск. Жак был близок к катастрофе, когда несколько лет назаддвое неизвестных ограбили его офис и угрожали его ассистенткам. Жак защищался, но нипервый, ни второй выстрелы в упор его не остановили. Как он сказал мне во времядружеского обеда, ему даже показалось, что грабители бежали потому, что поразились егосиле. У Жака есть интересная теория о «русспатах». На его взгляд, мозг французов полностьюотформатирован. Когда они приезжают в Россию, начинается русификация мозга – обычноэто занимает пять лет. После этого француз понимает, действительно ли он ценит эту страну иможет ли жить здесь. С этого момента человек становится все меньше французом и всебольше – русским. По его словам, преображение видно в важной области,«политкорректности», эта марка французского производства полностью стирается из мозга запять лет жизни в России.

И Жак, и Бертран сегодня живут хорошо, они приспособились к жизни в России, они неэкспаты и даже не «русспаты», они резиденты, усыновленные москвичи. Другие французыоказались в более сложных ситуациях; некоторых эти трудности привели к настоящейопасности, какой эти люди и представить себе не могли.

Эрик, молодой инженер, в двадцать пять лет закончив университет, решил уехать заграницу. Он пользовался определенным типом контракта для выпускников, которыйосвобождает компании от налогов на заработную плату. Он думал, что, работая два года вРоссии, сможет погасить кредит, который он взял в банке для финансирования своегообразования во Франции.

Европа переняла у Америки эти банковские кредиты для студентов, позволяющиефинансировать обучение. В США высшее образование стоит очень дорого, и общая сумматаких кредитов в 2012 году превысила 1000 миллиардов долларов. В стране безработица,многие студенты не могут погасить кредиты. Эти должники – новая проблема американскойэкономики. Во Франции ситуация, конечно, менее трагична, но в среднем юный специалистможет искать работу первый год после университета. У Эрика не было выбора, он былвынужден переехать работать в Россию. К сожалению, контракт Эрика расторгли раньше, и онне смог расплатиться с кредитом. Таким образом, он остался без работы в Москве. Какиностранец он нуждался в разрешении на работу в России. Но когда в 2008 году грянулкризис, работы в городе почти не стало, и ни одна компания не хотела начинатьдорогостоящие и длительные административные процедуры, чтобы нанять иностранца,который только что прибыл в Москву и еще плохо владел русским языком. Эрик попал в такойпереплет…

Зарплаты не было, как и денег на съем жилья. Была только виза без права на работу. Эрикпровел почти год, переезжая от одних друзей к другим. Зимой 2009 года он даже делилкомнату с американцем, с которым познакомился через Интернет и у которого были те же

проблемы. Я думаю, что многие русские были бы удивлены, увидев этих двух молодыххолостяков, живущих вдвоем в небольшой комнате, поедающих дешевые супы и ужинающихпивом. Я специально напоминаю о том, что они холостяки: в Москве довольно труднособлазнить девушку, если ты делишь комнату в Бутово – совсем не гламурном районе напоследней станции метро на юге города – с еще одним парнем (даже если ты француз, а он –американец). Среди всех этих финансовых и сентиментальных проблем у Эрика взломали егокредитную карту и украли последние деньги со счета. Однажды вечером он сидел в баре изаливал свои горести дешевым пивом, когда удача повернулась к нему лицом молодойсимпатичной брюнетки. То, что это очередной провал, стало ясно через несколько часов,когда Эрик очнулся без кошелька и паспорта.

После этого кошмарного 2009 года Эрик выкрутился, обучая французскому языку русскихстудентов, а там и кризис кончился, и парень наконец нашел работу, позволившую емурасплатиться с кредитом. Он познал настоящие трудности, но хочет остаться в России, потомучто эта страна дала ему шанс; но в основном, как он сказал мне на террасе бара в июлепрошлого года: «Здесь я чувствую, что познал истинную жизнь».

Многие русские французы ненавидят Россию, потому что у них не получается преодолетькультурные различия (обычно это получается, когда они не хотят адаптироваться). Я зналодного французского инженера, который работал в компании аэрокосмической отрасли.Хорошо оплачиваемый и живущий в очень хороших условиях экспат, он начал ненавидетьжизнь в России, саму страну и русских. Это стало навязчивой идеей, он не мог больше спать поночам. Он работал с русскими, и он упрекал их во всем, в чем только можно упрекнуть живогочеловека. «Они ленивые, – сказал он однажды, – они не могут довести ни одного дела доконца, блин, им нет совсем дела до того, о чем их просят на работе». Это классическоекультурное столкновение с русскими представляет собой длительный и поройтруднопреодолимый этап. Тем не менее этот французский инженер встретил молодуюкрасивую франкоязычную татарку, на которой и женился. Позже я встретился с ними, и онаувидела, что я пытался образумить ее мужа, давая ему советы и рекомендации. Затем онапообещала пригласить меня на ужин для дальнейшего обсуждения этой темы. Ей нужна былапомощь, чтобы убедить мужа остаться в России. У нее не было времени, чтобы организоватьэтот ужин, ее муж пытался найти работу в другом месте с единственной целью: покинутьРоссию. Они уехали в начале финансового кризиса: он нашел работу в Соединенных Штатах.Эта женщина сказала мне по телефону незадолго до отъезда: «Я поняла, что, возможно,никогда больше не буду жить в России, это тяжело, но мне придется с этим смириться». Яподумал тогда, что этот человек увез в Америку женщину со специфической проблемой вбагаже: ностальгией по России.

Что привлекает французов в России? Что может заставить француза захотеть жить здесь?Мужчины часто приезжают в Россию «не раздумывая», в то время как женщины появляютсяболее подготовленными. Они быстро создают серьезные проекты и долгосрочныеперспективы. Они с легкостью адаптируются к России, хорошо управляются с семьей послезамужества. Все больше и больше французских женщин выходят замуж за русских мужчин, ичасто эти браки получаются крепкими. Я знаю русских француженок, которым удалось

вписаться в общественную жизнь гораздо легче, чем мужчинам. С самого начала они освоилиязык Пушкина – это почти обязательно, если хочешь найти русского партнера.

Одри всегда любила Россию, ее историю и литературу. Она работала во Франции ипопросила начальство о переводе в русский филиал, мотивируя это своим знанием языка.Шесть лет она проработала в Москве, там же встретила Станислава; они поженились летом2011 года. Когда контракт Одри закончился, ей предложили карьерный рост и хорошее местов Париже. Станислав согласился уехать из России. Он бросил работу, и семья переехала воФранцию в августе 2011 года. Теперь ему тридцать лет, он изучил французский язык ипытается найти работу во Франции в условиях кризиса – и кажется мне, что они вернутся вРоссию.

Ева приехала с подругой в Нижний Новгород в 2006 году по университетскому обмену – насеместр. Девочки познакомились с двумя парнями – и появились две франко-русские пары. Вконце семестра эти четверо решили поехать в Москву и создать совместный бизнес. ПочемуМосква? В 2006 году это был самый очевидный вариант для иностранцев, желающихпоселиться в России. Москва была и остается огромными воротами в Россию, своего родашлюзом декомпрессии. В 2012 году две французские подруги все еще здесь, в их семьяхродились дети, и сейчас они хотят подать на русское гражданство. Они даже купили квартирыв одном районе на окраине Москвы.

Москва живет в XXI веке и собирает в себе все ресурсы, необходимые для размещениябизнеса. Недалеко от Москвы, вдали от суеты мегаполиса, можно найти места, где время будтобы застыло и где люди живут в веке прошлом, а то и позапрошлом.

Это то, что искала Кароль. Когда она приехала в Россию в 2003 году, ей было двадцать два.Через несколько лет жизни в Москве она решила переехать в русскую деревню южнее Калуги,где жили еще только четыре человека. По ее словам, когда в 2005 году она впервые увиделасвоего будущего мужа, новосибирского фермера, «…он был бос и одет в белую женскуюрубашку. Он даже не знал, что это женская рубашка, ему было все равно». Кароль увидела вВалере спокойного, щедрого и сильного мужчину и влюбилась в него с первого взгляда.Сегодня Валера и Кароль построили две фермы, в которых пытаются показать реальнуюсельскую Россию приезжающим иностранцам.

Те, кто, приезжая в Россию, чувствует смесь отвращения, непонимания и тревоги (какстюард «Люфтганзы»), вероятно, столкнется с непреодолимыми трудностями. Уезжая пытатьсчастья в другую страну, они скажут, что «Россия – не подарок». Зато те, кто видят Россию какновый мир, который может предложить другую жизнь, скажут, что это захватывающая инепредсказуемая страна, в которой все возможно. Но пока русских французов не очень много.

Моя любимая площадка!Многие русские видят политическую систему своей страны жутко коррумпированной,

прогнившей, закрытой и абсолютно безнадежной. Они беспрестанно описывают своюненависть к чиновникам, говорят о желании либо изменить систему, либо покинуть страну.Они обескуражены поведением госаппарата, которое считают не только недопустимым, но инеизменяемым.

«У меня опускаются руки», – сказала мне одна русская подруга о реконструкции тротуаровв центре Москвы. «У меня опускаются руки», – говорила она о жестоком, нелогичном инепрофессиональном поведении некоторых своих соотечественников, которым, однако,платят за предоставление государственных услуг. В основном молодые русские, высказываянедовольство ситуацией, обвиняют во всем политическую систему России, а государствовидят эдаким агрессивным хищником. Один из моих друзей сказал мне, что в России беглец,которого разыскивает власть, традиционно мог спастись в деревне – потому что люди всегдабудут сочувствовать тем, кто находится в конфликте с государством.

Агрессивность россиян, которых «Достала» (с большой буквы Д) их система, направлена нарусскую политику. Подобные чувства проявляют некоторые иностранцы, считая русскуюполитическую власть ответственной за то, что им самим трудно прижиться и спокойноработать в России. Некоторые из них, только переехав в Россию, начинают говорить оЗападной Европе как о потерянном рае: «А вот у нас…» И россиян, и иностранцев, которыеактивно критикуют условия жизни в России, объединяет тот факт, что они считают: «НаЗападе – лучше».

Кандидат «креативного класса» на выборах в президенты России в 2012 году МихаилПрохоров призывал открыть границы с Евросоюзом и закрыть – со странами ЦентральнойАзии, тем самым нарушив региональный постсоветской и евразийский подход, заменив егопроектом присоединения России к Западу, в своего рода «Западную судьбу».

Я был воспитан во французской культуре, и я знаю, что «так» во Франции и ЗападнойЕвропе. Я высоко ценю тот факт, что госаппарат во Франции помогает гражданам намногобольше, чем в России. Франция разработала модель общества, в котором так называемаягосударственная служба до недавнего времени работала отлично. Только совсем недавноначались трудности в работе госсектора, и в основном по финансовым причинам.

Я также знаю, что «не так» и как вещи развиваются во времени. Франция оченьсостоятельная страна, в которой богатые становятся богаче, а бедные становятся еще беднее.Растет безработица, как и во всех европейских странах. У государства большой внешний долг,но оно продолжает занимать. Социальные проблемы накапливаются, а политикам не хватаетэнергии для их разрешения. Но это не тот аспект, который очаровывает и привлекает русский«креативный класс» и «критикующее поколение». Русские знают, что Франция до сих порсчитается родиной прав человека и что в странах Западной Европы множество законовзащищают граждан. Критики русской политической власти считают, что социальные свободылучше гарантированы в западных странах, чем в России, и думают, что законы о личнойсвободе делают жизнь гораздо приятнее. Но вот парадокс: для меня и многих других

французов, с которыми я часто говорил, эмиграция в Россию была настоящим глоткомсвежего воздуха.

Дом, в котором мы живем, – новый. Приятной неожиданностью стало то, что мы с соседямипоселились там практически одновременно и быстро подружились. На нашем этаже появиласьреальная социальная жизнь. Четыре квартиры на нашей лестничной площадке занимаютмолодые люди примерно тридцати лет, примерно одинакового социального уровня, и это,вероятно, упростило наше общение.

Меня очень удивило то, какие разные люди – наши соседи. В квартире справа живет Ева,она только что развелась и выгнала своего мужа, русского, бывшего военного. После десятилет службы в армии он ушел работать в частную компанию, которая продает промышленныевесы. Другие соседи – Дмитрий и Марина. Она – украинка, немного говорит по-французски;он – русский. У них маленькая дочь. А в конце коридора живет Тимур. Он этнический кавказециз Майкопа, но всегда жил в Москве. Моя жена Женя – карелка; и, если не учитывать меня,получается типичное постсоветское коммьюнити. Я уже говорил, что мы быстро подружились,особенно с Евой и Тимуром, и даже поставили дверь, чтобы закрыть доступ к нашему этажу,чем создали небольшой общий коридор, который женщины называют «коммунальный этаж».

Мои соседи – отчасти этот самый «креативный класс». Они молодые, современные, у ниххорошая работа. Почти все они на выборах голосовали за Прохорова. Я очень подружился сТимуром (он голосовать не ходил). В первый раз мы пересеклись, когда он позвонил в дверьмоей квартиры – попросить немного масла для приготовления креветок. Этот смуглый пареньсовершенно не ожидал встречи с французом и немедленно пригласил меня присоединиться ккомпании своих друзей-черкесов – посидеть, поговорить, закусить креветками. Его приятелейя с тех пор называю «Тимур и его команда». За многочисленными посиделками с Тимуром,сдобренными обильной едой и орошенными хорошей выпивкой, я понял, что это за штука –«кавказские манеры», в которых причудливо смешаны щедрость и экспансивность. Мыобсуждали и продолжаем обсуждать всевозможные темы. Тимур, я думаю, из-за своегодвойного статуса «кавказца» и москвича теперь лучше понимает, почему я больше не живу воФранции (хотя он долго называл меня «экстремистом», раз я решил жить в этом спальномрайоне). Думаю, что многие россияне все еще считают, что иностранцы в Москве обязаны житьтолько в центре, и не понимаю, почему.

Мы часто говорим о свободе в России и во Франции, о том, что хотим жить по-своему и всоответствии с личными желаниями. Тимур, как и многие россияне, с которыми я обсуждал этитемы, думает, что множество законов Западной Европы создает высокий уровеньбезопасности в обществе и дает гражданам гарантию защиты и право бороться противадминистративной несправедливости. Как правило, они думают, что в России слабость илиотсутствие нормативно-правовой базы ставит гражданина в ситуацию, когда он не можетпротестовать против того, что ему не нравится, или бороться с проблемами в обществе. Онидумают, что это своего рода беззаконие в стране. Поэтому многие говорят, что нужно создатьгражданское общество в европейском стиле, для того чтобы улучшить повседневную жизнь вРоссии. Но это иллюзия.

Во Франции, например, законы по защите прав граждан, к сожалению, привели к

трудностям во многих областях. Как и в других западных странах, произошла«законодательная инфляция», которая ускорилась в течение нескольких лет. Есть тысячизаконов, указов и постановлений, которые нужно соблюдать, есть французская пословица,которая говорит: «Все, что не разрешено, запрещено». Вы ничего не можете сделать, не узнавсперва, разрешено ли это прямо и однозначно. В начале Гражданского кодекса Наполеона,который и по сей день действует во Франции, написано: «Никто не должен игнорироватьзаконов». Но сейчас существует так много законов, что воплотить наставления Наполеонастало невозможно.

Трудовой кодекс, который обязаны соблюдать компании, составляет более чем 900страниц, не считая дополнительных соглашений по отраслям деятельности – это ещенесколько тысяч страниц. Даже юристы, специализирующиеся в области трудового права, немогут знать этого всего. Кодекс – юридический ад для тех, кто управляет бизнесом.Всевозможные виды контроля часто мешают развивать бизнес. В Италии законов иподзаконных актов еще больше, но там национальная привычка – не следовать всем правилами работать, даже если это не вполне легально.

В области личных свобод и защиты прав личности, которые интересуют многих россиян,также была законодательная инфляция, и особенно в последнее время. Сейчас меньшинствазащищены лучше, чем большинство. Этот принцип родился в Америке – сейчас его называют«позитивной дискриминацией». Например, на вступительных экзаменах в ряд американскихуниверситетов чернокожий студент может быть принят с 80 баллами, тогда как белый обязаннабрать 100. Применение этих идей во Франции способствовало появлению определенныхгрупп населения, которые не подчиняются общим правилам, а живут по своим законам. Такоеизменение законодательной структуры общества разрушило принципы равенства, к которомуфранцузы были очень привязаны.

Во Франции ограбленный гей может использовать свой статус «юридически признанногоменьшинства» и получить лучшего адвоката, чем гетеросексуал. Простой пример, весьмаудививший Тимура. Если во Франции вы подеретесь с кем-то на улице, то вас могут на годпосадить в тюрьму. Если ваша жертва сможет доказать, что вы напали на нее, потому что вамне нравятся геи – юридически признанное меньшинство, – то суд может удвоить наказание.

Во Франции борьба против дискриминации переросла почти в тоталитаризм, особенно вобласти равных возможностей в поиске работы. В том же духе американской «позитивнойдискриминации» политические власти настаивают на том, что государственные и частныекомпании обязаны брать на работу не меньше определенного процента работников,принадлежащих к «видимым меньшинствам». Это давление в основном полезно французам –выходцам из Северной Африки – и вредно всем остальным, не принадлежащим к видимымменьшинствам. Я имею в виду всех европейских иностранцев, численное большинствоЕвропы. Созданы различные структуры, которые финансируются французским государством, атакже различные частные ассоциации, живущие за счет различных административных структурправительства. Они следят за соблюдением прав меньшинств. Например, помогаютущемленным подавать судебные иски против владельцев жилья, которые отказывают в арендечлену видимого меньшинства, или против компаний, которые подбирают работников без

учета новых правил.Я уточняю: это не чья-то отдельная инициатива, а государственная политика. Организации,

получающие государственные субсидии, выявляют возможные дискриминации, давятсистематическое осуждение.

А что, если жертва не является членом ни одного меньшинства? Тогда напавший на нееотсидит всего год. Представим себе, что в России, в городе Оренбурге, молодого человека непустили в ночной клуб, и он написал заявление в милицию о своей дискриминации: дескать,ему отказали, потому что он бурят. Сможет ли этот молодой человек выиграть дело и осудитьночной клуб?

Толерантность во Франции стала почти диктатурой. Если вы являетесь работодателем иотказываете кандидату, то он может заставить вас доказывать, что вы не приняли его на работуне из-за его происхождения. В этой области были законопроекты, которые предлагалирезюме без фотографии, чтобы соискатель не оказался жертвой так называемой«дискриминации по лицу». Также предлагали убрать из резюме строку с адресом – потому чтоработодатели стремятся не брать на работу соискателей из неблагополучных районов и «зонбеззакония» в пригородах Парижа.

Все эти меры, конечно, предприняты, чтобы не допустить несправедливости в отношениименьшинств по расовым или религиозным пониманиям, и изначально это неплохая идея. Ноесть и обратный эффект: большинство белого и образованного французского населениячувствует себя проигравшим по сравнению с меньшинствами, как правило, иностранногопроисхождения. Большинство коренных французов считают, что множество новых законов иправил ущемляет их права и накладывает дополнительные обязательства. Меньшинстватребуют себе все больше и больше особых прав. Во Франции существует, например,«Представительный совет Черных ассоциаций», CRAN, который занимается толькоинтересами, правами и культурой народов Африки, это является разделением по этническомупризнаку. Эквивалент ассоциации, которая защищает права коренных французов (AGRIF),регулярно подвергается нападениям и обвинениям в расизме. Что это, как не двойнойстандарт?

Для борьбы с этими коммунитарными неравенствами депутаты Европарламента принялидополнительные законы. Например, закон о борьбе с «ношением религиозных символов»,вызвавший много споров во Франции, запрещает еврейским студентам носить кипу в школе,католикам – надевать слишком большие или слишком заметные кресты, а мусульманскиедевочки не могут закутываться в исламский платок. Студент сикх был исключен из школы,когда уже заменил традиционный тюрбан на менее громоздкий. Его семья пыталасьвозражать, но суд вынес решение против него. Еще один аспект этой «законодательнойинфляции» показывает, как секуляризм во Франции стал своего рода «государственнойрелигией», которая уменьшает пространство мнений и свободы традиционных религий.

Озадаченный, Тимур спросил меня, что во Франции с личными свободами и как все может

измениться в будущем для Западной Европы.Во Франции множество отдельных индивидуальных прав определенных категорий граждан

или общин в конце концов стали противоречить друг другу. Эти личные права косвенновлияют на права большинства (которое объединяет тех, кто не является членом меньшинства),создавая резкий контраст между «индивидуальными правами» и «свободой каждого». Всехэтих проблем нет в России, и я обсуждаю эти вопросы с русскими так часто, как получается.Да, для нормальной работы общества нужна четкая законодательная база. Да, здоровоегражданское общество чрезвычайно важно. Нет, распространение личностных свобод нетолько защищает людей, но и нарушает покой общества (пусть и непреднамеренно).

Во Франции большинство не доверяет меньшинству, а меньшинства не ассимилируются сбольшинством, создавая закрытые сообщества, маленькие государства в государстве. Как иповсюду в Западной Европе, крайне правые националистические партии стали сильнее, и еслимы хотим быть честными, то надо сказать, что эта проблема волнует общество. Я вижу в этихсобытиях прогрессирующее разрушение государства.

Многие французы видят политическую систему Франции жутко коррумпированной,прогнившей, закрытой и абсолютно безнадежной.

Разве французы удовлетворены судебной системой своей страны? Неужели они думают, чтоправосудие является справедливым? Неужели они думают, что их личные права гарантируютсяв суде? Многие россияне, которые думают, что на Западе лучше живется, наивны и полныиллюзий. Французское правосудие отказалось от королевской арбитражности более двухстолетий назад, это правда. Существуют тексты, гарантирующие свободу граждан, ноотсутствие политической власти мешает правосудию функционировать должным образом.Когда преступник приговорен менее чем к двум годам заключения, примерно в 60 % случаевон выходит свободным из здания суда, потому что в тюрьмах нет места, они переполнены.Преступнику говорят в суде, что вызовут его, как только освободится место. Проблема стара:власть слаба, судей мало, новые тюрьмы не строят. Жертва часто встречает своего обидчика наулице через несколько дней после суда, приговорившего преступника к тюремномузаключению.

Наконец, я думаю, что очень важен эталон, к которому стремится общество. Не все русскиезнают, что наши политические элиты в Европе (и во Франции после ухода генерала де Голля)после Второй мировой копируют политические, социальные и моральные модели США. Этокажется мне ошибкой, потому что «американская модель» была создана недавно и опираетсяна территориальное невежество по отношению к аборигенам – индейцам. До половиныпрошлого века страны Западной Европы были очень однородны этнически, религиозно идаже социально. Миграция в них была в основном внутриевропейской, и многие страны

работали по модели ассимиляции: приезжий должен был полностью отказаться от своейродной культуры и принять ценности страны, в которую он переехал жить. Когда послеВторой мировой войны государства привлекли неевропейских иммигрантов, выходцев изсвоих бывших колоний, первая волна экономических мигрантов толкнулась с «мелкими»проблемами интеграции. Постепенно экономическая миграция стала иммиграцией, «бегствомиз бедности», что за несколько десятилетий сильно изменило лицо Европы. Евросоюзутверждает, что «времена меняются» и что общество должно теперь стать«мультикультурным», чтобы переварить массовую иммиграцию. Это означает, что все в странедолжны жить вместе в гармонии, но каждый по-своему. Из-за того, что миграционные потокиникак не контролируются, а интеграционной политики в европейских государствах простонет, появились замкнутые общины и гетто в большинстве крупных западных городов.Франция, как и многие страны Западной Европы, следует американской модели развитияобщества. Некоторые общины стали такими многочисленными и сильными, что теперь живутсамостоятельно и не хотят почти никаких контактов с государством, принявшим их. Натерриториальные гетто, о которых я уже говорил, накладываются правовые аспекты,создающие ментальную изолированность. Ни англо-саксонская коммунитарная модель, ниинтеграционная модель, выбранная Францией, не дали удовлетворительных результатов.Главы государств Франции, Германии и Англии публично объявили в 2001 году, чтомногонациональная модель, которую использовали их страны, провалилась. Но не слишком липоздно?

Москва еще не знает проблем такого типа, и я искренне надеюсь, что никогда и не узнает.Но я обеспокоен, что ситуация может развиться в этом направлении; я считаю важным, чтобыэтого никогда не произошло и чтобы Россия не развивалась по американской общинноймодели.

Русское общество можно назвать многонациональным. Историк Наталья Нарочницкая такобъясняет разницу между Западной Европой и Россией: «Россия отличается от другихевропейских стран тем, как она поглощает ее различные завоеванные народы. Когда татары икавказцы были завоеваны, их лидеры были более чем интегрированы, даже возведены вдворянство. К их народам никогда не относились как к колонизированным и обращались наравных. Эти дворяне даже имели русских крепостных крестьян. Можете ли вы представитьиндийских лордов с английскими слугами?» Я пытаюсь представить себе алжирцев илиафриканцев дворянами во Франции; это все очень далеко от реальности нашего прошлого.

Думаю, здесь еще одна большая разница. Во Франции патриотизм не приветствуется, таккак ассоциируется с шовинизмом и ксенофобией, а это может дискриминировать какое-то изменьшинств. Отсутствие права гордиться цветами своего флага усугубляется тем фактом, чтопредставители национальных меньшинств и общин могут носить свои цвета – региона илисообщества иностранного происхождения. Это ловушка замкнутости общин, котораязакрывается на Франции, и логика, которая может привести к сепаратизму и войне всехпротив каждого.

И меня каждый день удивляет патриотизм в России. Конечно, проблемы не решены и естьеще напряжение, но сегодня существует русский патриотизм, скорее культурный, чем

политический; он объединяет людей разных взглядов. Это, на мой взгляд, объединяющийцемент, обеспечивающий взаимопонимание среди всех людей, живущих в огромной стране.Для многих французов, прижившихся в России, это понятие «общество, которое живет вотносительной гармонии», – как глоток свежего воздуха. Я надеюсь, что мои дети в будущемсмогут жить в России и наслаждаться постсоветским этажом, где люди так разнообразны,живут в гармонии друг с другом и с любовью к одной стране.

Работать в России? Мои дорогие русские коллеги!Россия 2000-х годов пережила феноменальный экономический подъем. Вначале это задело

только крупные города европейской части страны, потом Юг и Восток, а потом включилась иостальная территория – кроме разве что сельской местности и небольших деревень. Длямногих иностранных компаний русский рынок был настоящим раем: они выиграли наэкономическом буме, так как потребление товаров резко возросло. В 2006, 2007 или 2008году (до кризиса) Россия для хотя бы минимально находчивых или неплохоспециализированных иностранцев была страной, в которой легко было найти работу. Приехавв Москву в 2006 или 2007 году, можно было в течение нескольких недель подобрать себеработу на хорошие деньги и поселиться где-нибудь в центре Москвы с другими такими жеиностранцами. Для многих французов игра стоила свеч, да они почти ничем и не рисковали: несложится на одной работе – можно легко подобрать другую, благо есть из чего выбрать.

Прежде чем устроиться в России, я работал на руководящем посту во французском филиалебольшой итальянской промышленной группы, производителя средств автоматизации.Небольшой динамичный филиал, который на конкурентном и напряженном французскомрынке должен был бороться за свое место. Я управлял одновременно отделом продаж иперсоналом.

Опыт работы в нескольких странах позволил мне легко устроиться в Москве летом 2008года. Отправляя резюме во вторник, я получил ответ в четверг; встречу назначили на вечертого же дня, а на следующий, в пятницу, я уже вышел на работу. Это нормально для москвичей,но по-настоящему шокирует иностранцев. Во Франции устроиться на работу – это процесс.Мы проходим несколько интервью, нас проверяют, и мы пытаемся проверить работодателя…

Вскоре я столкнулся тем, как тут управляют людьми.Я признаю, что как менеджер получил европейскую подготовку. Для меня «ответственность

работника» и «активное участие» – это не просто слова. Я работал в Западной Европе, Сербии,Китае, много путешествовал и жил за границей, работал с иностранцами – так что считал себячеловеком, который легко адаптируется к любой стране. Но мой опыт в России оказалсяисключительным.

Офис рекрутинговой компании, которая приняла меня на работу, располагался в одним измногочисленных бизнес-центров. Шел 2008 год, русский экономический бум продолжалсяуже восемь лет. С тех пор я побывал и в других бизнес-центрах и всегда удивлялся качествуинфраструктуры. Высокие красивые девушки, охранники на каждом этаже, есть уютные кухнидля обеда; многие бизнес-центры работают круглосуточно – можно приходить на работу влюбое время, – и в них есть кафетерии. Работать в таких условиях приятно, и почти три годакаждое утро я ходил на работу с удовольствием. Во Франции компания, в которой я работал,обосновалась за пределами Либурна, в Сан-Дени-де-Пиль, выкупив под свои нуждызаброшенный заводик; и условия там были совсем не московские, одни туалеты чего стоили.Зимой, когда температура падала примерно до –6 или –8 градусов, высокая влажность делалаздание невозможным для обогрева, и мы сидели в офисе в теплых свитерах.

Иностранный генеральный директор компании в России обычно не может управлять

русскими сотрудниками и пытается нанять максимум иностранцев на все возможныедолжности. Так было и с моим непосредственным начальником, и когда я начал работать, тосразу понял, что мне нужно будет заниматься и этим тоже. Консультанты нашей компании,Даша и Вера, молодые девочки, таким образом переходили в мое негласное подчинение. Ониобе приехали в столицу из провинции, и для них Москва была своего рода футбольнымполем, где они должны были забивать голы: преуспеть, выйти замуж и быть в теме. Не знаю,были ли у них какие-то моральные ценности – за время работы девушки их никак необнаружили. Даша и Вера были убеждены, что они, такие юные, красивые и грациозные,обязательно преуспеют как минимум на телеэкране, а нынешняя их низменная работа –временная и вкладываться в нее не нужно. Директора никогда не было, Даша и Вера сочлиофис своей вотчиной и делали все по-своему. Они не соблюдали рабочее расписание,удлиняли время обедов и почти не работали. Я говорю «почти», имея в виду, что они моглииногда ответить на телефонный звонок клиента, который сам позвонил, но разговаривали неособенно вежливо и совсем не заинтересованно. Их дни проходили в болтовне по ICQ, вличных разговорах по телефону и бесконечных чаепитиях. Они обязаны были проводитьсобеседования с кандидатами, которых нужно было сначала найти, а потом устроить на работу.Но даже здесь девушки развлекались: приглашали молодых мужчин, чтобы познакомиться и,может быть, развлечься позже. Они также физически овладели офисом: их рабочие шкафыбыли заполнены личными вещами настолько, что туда невозможно было втиснуть ни папку, никарандаш. Для Даши и Веры их офис был их личной собственностью.

В наших первых стычках мои коллеги иногда делали вид, что не понимают моегонесовершенного русского языка, а иногда отговаривались личными проблемами или тысячейдругих причин, чтобы продолжать бездельничать.

Когда я начал работать с ними, девушки испытывали ко мне смешанные чувства: с однойстороны, я был менеджером, которого следовало опасаться, с другой – европейцем ихолостяком тридцати лет, то есть потенциальной добычей.

Для Даши было только два правила поведения в повседневной жизни: делать что хочется ине работать.

Честно говоря, меня удивило то, как русские смешивают личную жизнь и работу. Думаю, чтоРоссия является единственной страной, где можно всю неделю слушать о том, как коллегипроводят свободное время. Россия также, пожалуй, единственная страна, где вы должныпросить образованных и вроде бы воспитанных людей не описывать свои сексуальныепохождения так громко, потому что это могут услышать другие сотрудники, кандидаты иликлиенты, которым вообще-то нет до этого никакого дела.

Вот это мне кажется большой проблемой работы с русскими. Меня неизменно шокировалото, что мои коллеги – не приятели и не друзья, а люди временные, – могут так откровенноговорить о своей личной жизни, делая интимное – публичным. Во Франции, например, работуне смешивают с личной жизнью, и если вы начнете это делать, то поставите себя в невыгодноеположение по отношению к коллегам и начальству. Это правило, на мой взгляд, простое иважное, но здесь мало кто думает так же.

Даша и Вера немедленно начали расспрашивать меня о том, зачем я приехал в Россию,

женат ли я, какие девушки меня интересуют – а на встречные вопросы не ответили. Однасказала, что это неприлично – откровенничать вот так сразу, вторая попыталась изобразитьодинокую и непорочную девицу. Ха-ха! Мой русский язык, здорово развившийся после трехмесяцев учебы в МГУ, позволял мне понять то, о чем девушки говорили между собой.

Это золотое для них время (сидеть, ничего не делать, ждать звонков от клиентов и получатьзарплату) продолжалось лишь до конца 2008 года. Когда наступил кризис, клиенты перестализвонить – стало нужно искать их. Тогда я обнаружил, что мои коллеги не только немотивированы и не вовлечены в рабочий процесс, но к тому же закомплексованы инекомпетентны. Изначально мы интервьюировали кандидатов и предоставляли их резюмеклиентам, теперь же стали неким call-центром: обзванивали десятки, сотни компаний, пытаясьнайти те, которым нужно подобрать персонал. Эта конкретная работа внезапно стала для менятяжелым испытанием; я столкнулся с русским телефонным синдромом, который до сих пор немогу понять.

Иностранцев неизменно шокирует манера русских говорить по телефону: вам звонят, выснимаете трубку – а из нее уже несется: «Але? Але?!» – и повторяется, так что вам некуда ислово вставить. Вы понимаете, что собеседник вас уже не слушает. Вы начинаете говорить – ивроде бы вас слышат; но стоит собеседнику хоть что-то недорасслышать – он снова заводитсвое «але-але» вместо того, чтобы помолчать и подождать, пока связь восстановится, илипросто переспросить.

А еще профессиональные телефонные разговоры в России обычно сухие и короткие идействительно утомительные. Я не понимаю, как это возможно. Я звоню в сервисный центр,получаю ответ, открываю рот, чтобы поблагодарить – а консультант уже бросил трубку; или –другой вариант: я настойчиво прерываю его прощание, чтобы спросить еще о чем-то илисказать «спасибо». Я не понимаю резкого тона в телефонных разговорах. Мои русские друзьяпытались убедить меня в том, что по телефону невежливы только необразованные люди – ноя многократно убеждался в обратном. По-прежнему пытаюсь разгадать эту загадку.

Обе мои коллеги-консультанта за несколько месяцев не смогли позвонить надлежащимобразом ни одному клиенту и эффективно «обработать» его. Я не знаю, откуда внезапновзялась их болезненная застенчивость в телефонных разговорах. Возможно, они боялисьрезких ответов… В один прекрасный день я услышал, что Вера звонит клиентам из туалета,чтобы ее коллега этого не слышала. Для апреля 2009 года – когда легко можно было найти наее место действительно высококлассного специалиста, это было уже чересчур, и я решилначать конфликт.

Вере перестали платить зарплату. Но она не изменила своего легкомысленного отношения кработе, усугубляя ситуацию. Она ждала лета и продолжала работать без оплаты; она почти тримесяца не получала зарплату. Я смотрел на эту уникальную ситуацию – и только потом понял: вофисе был Интернет и чистая кухня, где Вера чувствовала себя хорошо, и хождение на работуструктурировало ее день. Однажды я заметил, что она флиртует с мальчиком изконкурирующей компании. Это оказалось последней каплей; я уволил Веру безпредварительного уведомления и в тот день понял, что ее личные вещи нужно будет вывозитьиз офиса на машине. Обувь, коробки, косметика, одежда, книги… мне пришлось просить

охранников о помощи – один я не справился.Вскоре после того Даша, вихляя бедрами сильнее обычного, пришла в мой кабинет и

заявила, смущенно опуская глаза, что наш самый крупный клиент больше не желает с намиработать. Мой гнев и мои крики не развеяли ее апатии – девушка ушла к себе в кабинет,заперлась там и провела весь день, по-видимому, болтая по ICQ. В тот день я твердо решилуволить Дашу, но у нее уже несколько недель было секретное оружие: беременность.Забеременев, девушка немедленно объявила нам об этом с плотоядной улыбкой, дажепринесла снимок с УЗИ. И с этого дня вела себя так, будто у нее есть какие-то особенныеправа.

Закон в России действительно щедр. У женщин может быть до 20 недель отпуска побеременности и родам с сохранением 100 % заработной платы; затем в течение 78 недель ейвыдают 40 % заработной платы, а рабочее место сохраняется за ней в течение трех лет. На мойвзгляд, это гениальный закон, правительства всех стран Евросоюза обязаны его принять.

Русские женщины не понимают, насколько им повезло. Декретный отпуск в Германии – 14недель с сохранением 100 % заработной платы. Во Франции – 16 недель с сохранением 100 %заработной платы, 3 недели до родов и 13 недель – после. А потом нужно вернуться на работуили уволиться. В таких условиях французской маме весьма непросто кормить ребенка грудью!

На место Веры мы взяли Алину, русскую из США, ей было 35 лет. Она свободно владеладвумя языками, была восприемницей двух культур. Прекрасно образованная, она вернулась народину после развода с, как сама говорила, «русским уродом из Америки». А ее бывшийпривез себе из Твери молодую и свежую двадцатилетнюю девушку фотомодельнойвнешности.

Я представлял себе «бизнес-ориентированную» англосаксонку, с которой будет приятноработать. Алина оказалась немного другой, она особенно нуждалась в подругах, и ее личнаяжизнь стала главной темой разговоров в офисе. Конечно, Алина работала более или менееправильно и относилась к своим обязанностям по-европейски, но для нее офис стал основнойчастью жизни, и снова личное и профессиональное оказались тщательно перемешаны.

На протяжении года нашей совместной работы Алина тратила примерно 15 % рабочего дняна телефонные разговоры с мамой. Я не понимаю этой привычки русских матерей названиватьсвоим дочерям по тридцать-сорок раз на дню и давить на них, не считаясь ни с их личной, ни спрофессиональной жизнью.

Еще одной проблемой была неспособность Алины выполнять рабочие задания сразу. Этотоже удивило меня в России: люди не умеют решать задачи немедленно и выдерживать стресс.Любая просьба что-то сделать немедленно озадачивала и смущала моих коллег. Конечно, этитри «курочки» на зарплате европейского уровня не были всеми моими русскими коллегами. Янанимал в эту компанию и других сотрудников, иногда это были русские из-за границы, иработали они получше Веры, Даши и Алины – но эти особенности поведения я видел и у них,и у работников компаний наших клиентов. Об этом же говорили и мои приятели и клиенты-европейцы.

Так что можно говорить о форме «глубокого чувства одиночества» иностранногоменеджера в России, сталкивающегося с командой, которой часто очень трудно управлять, в

которой все работают по своему графику и смешивают личные проблемы с рабочими.Западные менеджеры слишком часто считают, что работа интересует молодых москвичей

меньше всего. В конце концов, зачем стесняться и особенно увлекаться работой? – считаютрусские. Москва переживает феноменальный экономический рост; если работа не нравится,ее можно легко поменять. Для многих менеджеров среднего звена работа – это нечтонеинтересное, а офис – лишь место, куда нужно приходить в десять часов утра, не особенновключаясь в жизнь компании. Легко менять место работы даже при небольшом опыте, когдауровень безработицы в столице близок к 1 %, что позволяет устроиться в течение несколькихдней.

Москва, вероятно, одно из немногих мест в мире, где финансовый директор, желающийполучать девять тысяч долларов в месяц, отклоняет предложение крупной компании,обещающей платить восемь с половиной. Я сам сталкивался с такими ситуациями. Я такжевидел русских кандидатов на должность менеджера по продажам крупной структуры, которыенастаивали на служебном автомобиле представительского класса. Во Франции рынок трудасовершенно другой. В июне 2012 года официально уровень безработицы во Франциисоставил 12 % против 6 % в России. Во Франции человек, меняющий работу, ищет новуюпримерно год.

Есть и другие существенные различия, в частности, в производительности труда. ВоФранции на своем предыдущем месте я руководил семью людьми в течение четырех лет.Работая в этом небольшом французском филиале крупной итальянской промышленнойгруппы, я всегда был загружен делами. У меня не было времени, чтобы поговорить потелефону с Евгенией. Кофе-брейк (эквивалент чая в России) строго регулировался: пять минутперерыва в 10:30, еще пять – в 15.45. Мы работали в стрессе, двенадцать человек напятнадцати или шестнадцати позициях. В России часто десять человек занимают семь иливосемь фактических позиций. Другое принципиальное отличие в том, что во Франции кодексповедения на работе ясный и он соблюдается всеми. Работник многим обязан своей компаниии поэтому должен все делать для нее. В любом случае, даже если он этого не хочет, давлениевысокого уровня безработицы заставляет его молча исполнять требуемое. Но никто ни в коемслучае не переносит свои рабочие дела в дом, а домашние – на работу. И в любом случае – янастаиваю на этом – не может и не должно быть никакой путаницы между домом и работой.Во Франции личная и профессиональная сферы действительно разделены.

В конце концов, это, вероятно, единственный способ заставить сотрудника восемь илидесять часов подряд эффективно работать, поддерживать компанию и зарабатывать для нееденьги.

Мой день во Франции начинался так: я вставал в 6:00, приезжал на работу около 7:30 иуходил около 18:30 или 19 часов, приезжал домой около восьми вечера. Я никогда непозволил бы сотруднику, пришедшему на работу утром, зевая, говорить «хочу спать»; моимосковские коллеги повторяют это почти каждое утро. Никогда работник во Франции небудет заканчивать работу небрежно в таких хороших условиях, как наш московский бизнес-центр.

Однажды, когда не было генерального директора, я вернулся в офис и застал Дашу и Веру

дремлющими в креслах. Я, иностранец, возвращался со встречи с клиентами на метро зимой, аони спали в офисе! Как говорят в таких случаях, «я развел руками», когда перед моимошеломленным взглядом Вера сделала вид, что ничего особенного не произошло. Ячувствовал, что она хочет продолжить дремать, и, вероятно, этим она и занималась бы доконца рабочего дня, если бы я не прервал ее.

Я думаю, что небольшим компаниям в России нелегко заработать деньги, и правильнаяорганизация рабочего процесса облегчила бы дело. В марте 2012 года мне нужен былчеловек, который в конкретные сроки и за нормальные деньги сделает веб-сайт. Я нашел однукомпанию в бизнес-центре возле своего дома. Мой первый собеседник заверил меня, что этоих работа и что они могут сделать это без проблем, бюджет их устраивает и мне не нужнобольше ни о чем беспокоиться. Мы договорились, что я отправлю ему макет с техническимзаданием в тот же вечер, а он вышлет мне портфолио фирмы и назовет точную стоимостьработы. Я свое обещание выполнил вечером четверга, но ни в пятницу, ни в понедельник, ниво вторник не получил ответа. В среду я позвонил этому человеку – а он ответил, что неполучал моего письма. Я сверил с ним адреса электронной почты, получил еще один,резервный, и попросил этого человека прислать подтверждение о прочтении письма. Тем жевечером снова отправил письмо, уже по двум адресам, и в пятницу (то есть через неделюпосле оговоренного срока) не получив ответа, позвонил снова. Человек ответил, что получилмое письмо и да, собирается написать мне. Я напомнил ему о важности сроков. В понедельникпоздним утром я получил письмо с запросом моих реквизитов для составления счета-фактуры.Я ответил, задав те же вопросы, что и в предыдущих двух письмах: мне нужно былопортфолио, окончательная цена, хостинг и подобные вещи. Мне казалось, что уж теперь-тоэтот человек действительно ответит сразу! Еще через неделю, в среду, я снова позвонил испросил, насколько серьезен мой собеседник и собирается ли он заработать тысячу долларовза создание простого сайта. Человек ответил, что выслал мне все материалы, попросилподтвердить мой адрес электронной почты (тот самый, с которого он уже получил письмо напрошлой неделе!), сказал, что заново отправит все материалы… И да, отправил. Тот самыйпервый э-мейл с запросом моих реквизитов и без ответов на мои вопросы. Только стоимостьработы там была указана уже выше. Конечно, я решил, что не буду сотрудничать с фирмой,представляемой этим человеком, но еще раз отправил ему письмо с вопросами. Ответа нет досих пор.

Как такое стало возможным? Я уверен, что этому человеку нужны были деньги. Я такжеверю, что он был способен сделать сайт. Но оказалось, что он не в состоянии вести дела,договариваться с клиентом и действовать быстро.

Соседний офис, компания «Терминус» – своего рода холдинг индивидуальныхпредпринимателей: несколько молодых бизнесменов, каждый со своим делом, взялипомещение в общую аренду. Я хотел сделать визитные карточки – моих знаний хватило,чтобы подготовить оригинал-макет, оставалось только напечатать. Когда я пришел с этимвопросом в «Терминус», консультант показал мне различные виды бумаг. Рядом с нами стоялпустой стол с двумя стульями для посетителей, но консультант предпочел показать мне все по-быстрому, перед входом, что мешало другим клиентам входить. Когда я выбрал бумагу,

дизайнер захотел проверить мой макет.– Логотип в нижней части визитки должен быть на миллиметр левее, – сказал он.– Хорошо, так подвиньте его.– Нет, это должны делать вы сами, – сказал дизайнер, вытаскивая флешку.Я вернулся домой разочарованный, быстро поправил файл и отправил электронной почтой.

Какая бессмысленная трата времени!Два дня спустя я позвонил в «Терминус» и узнал, что мои визитки еще даже не начали

печатать.– У вас логотип не там, где нужно, мы вам все откорректируем всего за 100 рублей, –

сказал мне тот же дизайнер.Я не выдержал и закричал на него; какое-то время я выплескивал свое раздражение,

наконец дизайнер сказал мне, что все в порядке и что визитки будут готовы завтра.Получая свои визитки, я столкнулся с еще одним примером неорганизованности рабочего

процесса. Представьте себе комнату в десять квадратных метров с пятью сотрудниками ипятью компьютерами. Нам нужно было распечатать счет-фактуру; для этого одному изсотрудников требовалось встать со стула и перейти в другую часть кабинета, переступаяпрактически через чей-то стол, открыть ящик, взять оттуда бумагу и положить в лотокпринтера. Да, только один лист, я не знаю, почему. Пока мой менеджер шел на свое место,один из его коллег отправил на печать свой документ и использовал этот лист. Мой менеджервстал, вновь перешагнул через чей-то стол и в этот раз положил в лоток принтера целых двалиста. Счет распечатался, но на нем не хватало одного элемента, и пришлось его перепечатать.На этот раз принтер зажевал бумагу. Менеджер встал в третий раз и вставил лист бумаги уже вдругой принтер, не сетевой, а подключенный непосредственно к его компьютеру. Счетуспешно распечатали, менеджер подписал его и протянул коллеге справа, который долженбыл поставить печать. Я понимаю, что в России генеральный директор жаждет делегироватьвсе, что только может, различным менеджерам, но все же между нами говоря… Маленькийблондин схватил счет, хотел было поставить печать, но там не было чернил. Теперь уже ондолжен был пройти в дальний конец кабинета, переступая снова через чей-то стол, чтобынайти вторую печать. Когда это было сделано, он схватил степлер и попытался прикрепить чекк счету, но скобок не оказалось. Блондин открыл два ящика своего стола, порылся в бардаке,который там царил, но искомого не нашел и позвонил кому-то с требованием скобок длястеплера. Через несколько секунд появился высокий блондин – дизайнер, и теперь уже онпрошел в глубь кабинета, открыл другой ящик, достал оттуда открытую коробку со скобами ипередал их маленькому блондину, который накормил степлер. Щелк – и распечатанный счет сприкрепленным чеком у меня в руках? Не тут-то было! Маленький блондин сунул бумагубухгалтеру, а та встала, чтобы собрать все документы и мои визитки, и передать мне. Думаю,что мой взгляд был достаточно красноречивым, однако я взял визитки и поблагодарил.

– Пожалуйста, ждем вас снова, – сказал руководитель бюро.Вышел я от них совершенно вымотанный неорганизованностью и потерей времени (почти

35 минут на то, чтобы просто забрать визитки!). Этим молодым парням всем было околотридцати лет, в своих хорошо сшитых костюмах они походили на западных менеджеров, но

отличались главным: неумением работать.В тот же вечер я рассказал соседке Еве о дезорганизации этой компании и полном

отсутствии логики обустройства рабочих мест, а также о веб-мастере, к которому клиентпришел с тысячей долларов в руке и с нею же и ушел через две недели.

– Да, здесь так бывает, – скала Ева.– И вас это устраивает?!– Не знаю. Мы привыкли.Должен признать, что меня шокировал ее ответ. Это нормально, что компании, чья

единственная функция зарабатывать деньги, не делает этого?Еще одна из моих соседок сказала, что она понимает и разделяет мои чувства – у нее тоже

опускаются руки в таких ситуациях, и именно поэтому она всерьез хочет уехать из России.– Вот почему я пошла на Болотную: показать, что я недовольна поведением государства, ну

и, конечно, действиями некоторых своих сограждан.Эти две небольшие фирмы в моем районе абсолютно неконкурентоспособны. Чем вообще

они живут, чем зарабатывают, за счет чего существуют?.. Управлять небольшой компанией неозначает носить хороший костюм и ездить на большой черной машине. Это означает каждыйдень биться на общем рынке, держать свою лодку на плаву и пытаться выжить. Я не думаю, чтоРоссия может сейчас быть серьезным игроком на постоянно расширяющемся мировом рынке,где с каждым днем все больше конкурентов. Мне кажется, что вряд ли возможно достичьэффективной и продуктивной работы, проводя 15 % рабочего времени в личных телефонныхразговорах, а еще 15 % – в за чаепитием. Мне кажется, что трудно продавить конкурентов тем,когда вручение готового заказа клиенту занимает тридцать пять минут и требует трех человек.В этом смысле вступление в ВТО может сыграть злую шутку с русскими компаниями; и если выспросите меня – то я все больше и больше против. Во всяком случае, наши русские друзья изкомпании «Терминус» не смогут конкурировать с подобными же американскими иликитайскими фирмами, действительно умеющими работать.

Евгения сказала мне на это:– Теперь представь себе компанию с генеральным директором «Терминуса», веб-мастером

в роли его заместителя и с сотрудниками типа Веры и Даши. Теперь ты понимаешь, почему вуспешных русских компаниях управляющие кричат на своих сотрудников? Они работают натерроре и насилии, потому что обычного русского нужно заставлять работать.

– Но ведь Советский Союз улетел в космос раньше всех! Железные дороги, не имеющиеаналога в мире, были построены силой рук в районах, непригодных для большинства странмира! Как это получилось? Люди, которые строили БАМ, утром зевали и говорили, что хотятспать?

– Не знаю, – вдохнула моя невеста. – Может, они работали за идею, за что-то большое, чтов принципе соединяло, организовало и мотивировало их. Но мне кажется, что в основном уних не было выбора: их вынуждало руководство страны.

Офисные работники в Москве совершенно оторваны от реальности жизни, они простопарят в облаках. Для многих молодых россиян «открыть фирму» автоматически означает«сразу получать много денег», а не «очень много работать с ничтожной поначалу прибылью».

В 2012 году государство спонсировало (то есть использовало деньги налогоплательщиков)амбициозную образовательную программу. Русские студенты, дескать, должны обучаться зарубежом в самых престижных университетах мира, чтобы вернуться работать в Россию ипривезти с собой заграничные дипломы и методы. Обозреватели всячески подчеркивали то,что именно этим способом Петр Первый модернизировал страну в конце XVI I – начале XVI I Iвека.

Мне это кажется не вполне правильным. Россия является страной с, возможно, наиболееталантливыми людьми в мире и с огромным интеллектуальным потенциалом. Я не уверен, чторусские должны учиться работать, как китайцы, или подражать западному образцу. Я считаю,что новые идеи могут прорастать и в России. Я чувствую, что русские принципиально несогласны с западной либеральной системой. Мне кажется, что России необходимо разработатьсобственную модель, адаптированную к своей территории, своей культуре и особенно ксвоему народу. Модель, которая не приведет страну в катастрофическую экономическуюситуацию.

Однажды в КарелииВо время моего первого приезда в Россию Евгения поступила стратегически очень

правильно: она показала мне не только Москву. Мы пробыли несколько дней в столице, апотом отправились в Карелию и в Брянск к родственникам моей невесты.

Мне очень хотелось увидеть небольшой город на севере России. Во Франции, когда мыдумаем о небольших городах России, то представляем себе кварталы с многоэтажнымисерыми грязными зданиями и людей, которые пытаются убежать оттуда. Россия за пределамиМосквы – бедная страна, и мы представляем себе маленькие города как места, где нетникакого шарма, никакой жизни и откуда все хотят уехать. Небольшой русский город дляфранцуза – это «место, откуда молодые женщины уезжают в Москву, находят себеиностранного мужа и бегут на Запад». Тем не менее я с нетерпением ждал встречи сПетрозаводском.

Карелия меня очаровала. В Петрозаводске я увидел, какие замечательные люди живут вмаленьких городах и как прекрасна дикая природа.

Моя первая поездка в Карелию была моим первым долгим ночным путешествием в русскомпоезде. Я всегда ненавидел поезда, пользовался ими на небольших расстояниях, любовалсяпейзажами из окон – но идея спать в вагоне, провести там 16 часов меня поначалу необрадовала. Но русский поезд оказался совсем не таким, как французский.

Во Франции есть TGV, поезд, который едет со скоростью 260 км/ч в среднем и связываеткрупные города; на нем можно доехать от Парижа до Средиземного моря за три часа. Но естьи медленные региональные поезда, и пригородные, в регионе Парижа. Там часто грабят – и ввагонах, и на станциях. В некоторых поездах контролеры работают по трое, опасаясьнападения; проверка билетов стала во Франции опасной профессией. Когда на контролеранападают, начинается забастовка машинистов, расписание ломается, поезда опаздывают… ВПариже самая худшая репутация – у Северного вокзала; особенно он опасен ночью. Но наперроне вокзала в Москве парижанин сразу же понимает, что прибыл на другую планету. Наперроне проводница проверяет билеты и паспорта; беспорядка нет. В вагоне насторжественно встречает титан, на полу есть специальный коврик для поддержания чистоты.Кроме того, я был очень удивлен настоящими полицейскими в поезде и наличием толькоженских купе. Вот это цивилизованность!

Евгения выбрала экономичный вариант – плацкарт, возможно, чтобы познакомить меня с«реальной Россией». Мы оказались в вагоне, в котором ехали и молодые люди тридцати-сорока лет, «порыбачить и расслабиться», и семьи, которые уезжали из Москвы,предположительно, на каникулы. После того как мы расположились, я быстро понял, что замной, иностранцем, наблюдают наши соседи, пытаясь понять, зачем безрассудная молодаяженщина везет своего Чебурашку-француза в Карелию, да еще и в плацкарте.

Я не думал, что смогу пообщаться с другими пассажирами, так как мой уровень русскогобыл близок к абсолютному нулю. Я хотел часами смотреть в окно поезда на русские деревни инаконец увидеть Россию изнутри. Когда поезд тронулся, Евгения рассказала о том, чтопринято в вагоне: сначала, когда проводница уберет в проходе, нужно надеть тапочки, потом

переодеться в пижаму или в другую удобную одежду для сна. Я был удивлен тем, как тихо, нобыстро изменилась атмосфера в вагоне. Затем проводница прошла проверять билеты.

Мне интересно, пытались ли русские понять, почему билеты должны быть сложены шестьили восемь раз и вставлены в крошечный карманчик с номером места? Два года спустя, в 2009году, моя мать ехала со мной на том же поезде и спросила: «Зачем?» – с искренним восторгоми без всякой насмешки. Это был просто вопрос, но проводница ответила мрачным и злобнымвзглядом, бросив: «У нас делают вот так».

В той первой поездке Евгения отошла умыться, как раз когда пришла проводница и селанапротив меня. То ли ей не понравилось, что я ничего не отвечал на ее вопросы, то ли то, что уменя нет билета (который остался у Евгении), – но эта дама стукнула меня по колену,повторяя: «Билеты!» Я потерял дар речи от изумления, но больше всего меня изумило то, чтоникто из окружающих не удивился. Вот так сюрприз: контроль билетов со шлепками!Впрочем, Евгения быстро вернулась, и проблема была разрешена.

Стояло жаркое лето. За окном бледнело и темнело одновременно, солнце катилось кгоризонту. Я наблюдал за пассажирами. После проверки билетов они переоделись кто вшорты, а кто в пижамные штаны и уютно устроились, расстелив постели на полках. Евгенияпопросила меня встать и отойти в сторону, чтобы она могла подержать простыню перед нашейсоседкой, которая хотела сменить кофточку, не демонстрируя всем свое белье.

Рассказываю тем, кто никогда не ездил в плацкарте: это просто спальный скотовоз сполками в два яруса, без разделения на купе, без дверей. Сколько социальных кодов, жестов,все становится на свои места без беспорядка. Я был поражен чудесами управлениямаленькими пространствами русских и тем фактом, что во время поездки никто никому немешал. Поезд в России – это точная противоположность метро в Москве. В поезде всеуважают личные границы и пространство соседа, а в московском метро этого просто нет. Этодисциплинированное умение жить в поездах – остатки советского прошлого?

С тех пор я показал этот поезд многим моим западным друзьям, особенно французам, скоторыми ездил в Карелию. Никто из них не видел и даже представить себе не мог, что такоеплацкарт, и всех совершенно очаровала жизнь во время поездки.

Вскоре после того по вагону поплыл запах жареной курицы, захлопали крышки пивныхбанок. Мы решили пойти купить пива в вагоне-ресторане. Это было серьезной стратегическойошибкой: большая часть наших соседей по вагону уже перекочевала туда. Я шел потерритории конфронтации и общения, не зная местных правил. На мой сдержанный взгляд наколбасы, лежащие на столе, незнакомец отреагировал моментально: схватил еду и передал еемне. Евгения сказала, что это колбаса из конины. Я попробовал кусочек, это былодействительно вкусно; я первый раз столкнулся с русской щедростью по отношению к

незнакомцам, иностранцам и просто чужакам: та же рука протянула мне стакан водки.До вагона-ресторана мы так и не дошли, оставшись с этими незнакомцами. Это было

началом сильного товарищества на одну ночь, откровенных разговоров и поглощениявсевозможной жидкости. И конечно, это была немного сложная ситуация, так как, не говоря нарусском языке, я был вынужден просить Евгению все переводить. Когда ребята немногоразогрелись, один из них спросил у нее:

– А че ты иностранца-то выбрала?– Иностранец или нет, а я сделаю из него русского, – ответила Евгения, озадачив своего

собеседника.Вечер проходил; водку начали запивать пивом. Сначала я не хотел пробовать эту гремучую

смесь, но мой товарищ заверил меня, что это известный в России коктейль – «ёрш». ВоФранции ни в коем случае пиво не смешивается с белым спиртом, будь это водка, джин илитекила. Что касается напитков, во французских традициях очень много сложных правил, и ониявляются частью «образования». С мясом нужно пить красное вино, во время еды возникаютбесконечные дискуссии между сторонниками вин Бордо и Бургундии. С рыбой нужно питьбелое вино и слушать любителей сухих или очень сухих белых вин. Крепкие спиртныенапитки – дижестивы – принято пить только после еды, после кофе, а некоторые сладкиебелые вина из Эльзаса иногда подают перед едой как аперитив. Есть еще множество другихдискуссий, которые могут очень долго продолжаться – о малоизвестных винодельческихрегионах Франции и подобных вещах. Для того чтобы не выглядеть неучем во время деловогообеда, хозяин должен правильно подобрать вино…

Я не очень хорошо помню тот вечер. Помню только то, что мы ничего не платили, ели ипили вдоволь и поднимали тосты за великую Россию и за нашу встречу. Это также одна изособенностей России, я думаю: не пытаться систематически разделить счет, даже если пили снезнакомцами.

Мы потеряли счет времени. Решив вернуться в свой вагон, я увидел, что за окном уже темнои ресторан закрыт. Думаю, что, пытаясь залезть на верхнюю полку, я наступил на соседа снизу;он, наверное, проснулся, я вежливо извинился по-французски.

Я восхищаюсь русскими, которые могут легко устроиться и спать в поездах. В любом случае,расстояния таковы, что без ночевки никуда не доедешь. Но только недавно мне удалосьнаучиться засыпать в поезде. В ту же ночь я спал как камень – водка помогла. Пробуждениебыло трудным; остальные пассажиры уже были чем-то заняты. Все переодевались илиодевались и завтракали чаем.

Мои ночные сотрапезники держались отчужденно, как если бы мы были едва знакомы. ВоФранции люди, которые пьют вместе, на следующее утро хотя бы здороваются, особенно есливнезапно поили иностранца. Но это не было важным – просто странное поведение людей,которых я, наверное, никогда больше не увижу.

Я наконец-то приехал на Русский Север!Это место мне сразу понравилось, не знаю, почему мне так резко стало хорошо.

Петрозаводск – не самый красивый город в мире, но думаю, что русская Карелия – одно изсамых красивых мест на земле. Конечно, чувствуется, что это место далеко от столицы, и я

ощущал себя отшельником в одном из отдаленных уголков великой России, куда приехал,чтобы что-то найти для себя.

Север России манил меня. Правление Петра Великого, по крайней мере в то время, казалосьмне важнейшим историческим опытом России.

Петрозаводск, я думаю, в некотором смысле – типичный небольшой русский город. Первое,что поразило меня в Петрозаводске, – это спокойствие и полное отсутствие суеты. Я думаю,что суета в основном и отличает Россию (Москву) от Европы. Прогуливаясь по улицам этогонебольшого северного города, я думал о Петре I, который построил город. Петр I был нетолько царем, но и первым императором России. Во время войны со шведами он построил вПетрозаводске завод для производства пушек и якорей, снабжавший армию.

По улицам Петрозаводска ходили люди: блондинки в коротких шортах и с айпадами имужчины в военной и рыбацкой одежде. Забавно было представлять себе этих людей вдопетровских кафтанах. Потом я представлял себе недовольного Петра, инкогнито уехавшегов Пруссию для изучения артиллерии, Петра, который не был заинтересован в западныхмонархических моделях правления того времени, а только лишь в технологиях, которыепозволили бы ему модернизировать свою империю.

Онежское озеро, на берегу которого расположился город, такое огромное, что в негоможно погрузить всю Корсику и останется еще свободное место. Летом город превращаетсяпочти в курорт. Шли белые ночи, и медленно истекал день над маленькой северной столицей.Карелия летом серьезно напомнила мне северную Ривьеру, без эскапад, без шумных туристов,без излишеств; огромный резервуар чистого воздуха с заповедной природой. Карелия – этоогромные легкие, республика размером с треть Франции и с населением только в 700 000жителей (столько живет в Бордо). Прогуливаясь по проспекту Ленина, центральной улице,идущей от вокзала к озеру, я глубоко и шумно дышал, набирая полные легкие свежеговоздуха. Родственники Евгении удивленно и понимающе смотрели на меня: из Москвычеловек приехал.

Я вернулся в Петрозаводск следующей зимой, и это было совсем другое дело. Тамоказалось действительно холодно, ветрено, сыро и бессолнечно. Эта первая поездка зимойбыла откровением: другая сторона Петрозаводска, его зимнее лицо, ледяное, белое,безупречное, с бесконечно длинными ночами, которые длятся почти двадцать часов. Людиездят на снегоходах; озера замерзают; в порту Петрозаводска торчат изо льда корабли,перевозящие дерево. В центре города люди как всегда спокойные и приветливые, все«запакованы» в лыжные комбинезоны. Когда я первый раз увидел Карелию зимой, то еще незнал, что меня ждет знакомство с дедом семейства, зимняя рыбалка на замерзшем озере ижизнь на заснеженной даче. Тогда я почувствовал, что такое – жить на природе.

Летом меня не познакомили с дедом, потому что теплое время года он проводил на даче, влесу, не выезжая в город. Так что впервые мы встретились через два года, зимой, в домеродителей Евгении.

Он вошел в комнату, как волк, ища взглядом иностранца, который собирается жениться наего внучке. Он был моего роста, зеленоглазый и седоволосый, от него пахло лосьоном послебритья, и он выглядел как вожак, нашедший на своей территории чужака и решающий, что с

ним сделать. Несколько секунд «дед Слава» смотрел на меня, а затем развел руки, будто желаяменя обнять – что и проделал незамедлительно и весьма энергично.

Весь вечер Слава очень внимательно наблюдал за мной. Он будто пытался оценить, чего ястою и смогу ли быть хорошим мужем. Впоследствии я узнал, что «дед Слава» хотел выкрастьсвою внучку из Европы, чтобы защитить ее и избавить ее от брака с французом, – а Евгения натот момент прожила во Франции уже тринадцать лет. Об этом, как и о том, что он хотел«просто ликвидировать» меня, дед Слава рассказал мне после нескольких стаканов водки застолом, накрытым «как полагается».

На нем красовалась форель, которую наловили дед Слава и отец Евгении, и необходимыйзапас водки. Во Франции существует мода на водку, ее пьют в ночных клубах, потому чтоэтикетка на бутылке красивая и потому что для французов это напиток русской мафии,северных мужчин, которые живут ярко, хоть и недолго. Иногда водку пьют неразбавленной,как виски, рассуждая о ее вкусе, но чаще смешивают с яблочным соком или колой в большихстаканах. Я должен признать, что у различных видов водки – разный вкус, но как можносчитать ее вкусной? И если она не вкусная, то почему тогда ее нужно пить? Во Франции вмягком юго-западном климате, на берегу моря, люди работают на виноградниках и пьют вино.Во время еды во Франции никогда не пьют водку; все крепкие напитки – это диджестив.Кроме того, во Франции семейные ужины – это целые мероприятия, построенные поопределенным правилам: еду и напитки подают в строгом порядке, ведут себясоответствующим образом… Мне нравится простота русского стола, который заставляет васчувствовать себя хорошо, даже если еда не особенно разнообразна, а гости громоздятся другна друга.

В тот вечер Слава показал, как пьют водку по-русски. Нужно быстро сказать тост, выпить исразу заесть. Теперь я знаю, что есть разумная техника питья русской водки, о чем я даже недогадывался. Французы и, вероятно, другие иностранцы видят в манере пить водкумаленькими рюмочками, до дна, русский алкоголизм. Ничего подобного! Это способсопровождать еду напитком, который облегчает пищеварение. Желая проверитьуниверсальность этой техники, я, вернувшись из Карелии, пригласил в гости одного из своихфранцузских друзей и организовал вечер правильного, на русский, манер питья водки. Мойдруг очень удивился, увидев, сколько он может выпить, не опьянев. Значит, это просто другаякультурная традиция, а не проявление пьянства.

Знакомство с родителями Евгении стало для меня незабываемым. Я никогда не проводилпять часов за столом, выпивая и разговаривая с теми, у кого не было со мной общего языка.Слава – «советский человек» украинского происхождения, он родился в Грозном, где служилсолдатом и, кроме русского и украинского, немного знал чеченский – ничто из этого неспособствовало взаимопониманию. Когда я понял, что за пять часов мы выпили почти двебутылки водки на двоих и не особенно опьянели, то очень удивился. Такое же количествоводки во Франции отправило бы меня в больницу в состоянии комы, или по крайней мересделало бы невменяемым. А тут – я мог даже встать и одеться, и присоединиться к семье назаснеженной улице, где сестра Евгении играла в снежки со своей соседкой. Мы стояли поколено в снегу со Славой, – конечно, не очень твердо, но стояли, – я еще чувствовал вкус

водки с перцем, малосольных огурчиков и форели домашнего посола. Было, наверное, минусдвадцать по Цельсию, но я не чувствовал холода. Мне было по-настоящему хорошо. Пометкому выражению моего друга Брюно, уже давно живущего в России, я чувствовал себя, каклягушка в водке.

На следующее утро я открыл глаза, когда Слава входил в мою комнату.– Как голова, Саша? – спросил он меня.Довольно неожиданно я понял, что чувствую себя нормально. Первый раз в жизни после

такого количества спиртного я проснулся без настоящей головной боли. Слава пригласил меняк себе завтракать – остальным нужно было собираться на дачу. Жена Славы, «баба Таня», быладома, готовила обед. Слава попросил ее сходить за чем-то в магазин и, как только она ушла,пулей метнулся в свою комнату и вынес оттуда непочатую бутылку водки, а из холодильникадостал кусок колбасы и банку малосольных огурцов. Он налил водку в стопки, и мы выпили попервой. Опрокинув свою рюмку, Слава зарычал, от удовольствия или боли – не знаю. Я таксмеялся, что вынужден был закусить огурцом, а «дед» с восторгом внюхивался в кусок белогохлеба. Затем Слава разлил по второй. Мы стояли на кухне, на улице было белым-бело отпушистого снега. Третья рюмка стала последней: щелкнул замок, возвращалась «бабушка».Слава стремительно вскочил, поставил рюмки в раковину, спрятал бутылку в шкаф и, схвативбольшой пакет апельсинового сока, спросил:

– Тебе налить?Я зашелся хохотом, и это, конечно, выдало нас «бабушке».– Вот охальник! И сам пьет, и француза спаивает! – засердилась «баба Таня». – А бутылку-то

в шкаф спрятали, да еще и без крышки!Очевидно, только мое присутствие сдерживало ее.На дачу мы уехали под строгим надзором бабушки, проверившей наш багажник на наличие

алкоголя. Водку пришлось оставить, но у Славы был план.Семейная дача находилась в двух часах езды на север от Петрозаводска, в небольшой

деревне под названием Райгуба. Вокруг – заповедник, а в центре заповедника – озероразмером 10 на 6 километров. К Райгубе ведет трасса М18. Зимой – это белая дорожка,протянутая посередине льда и снега. Эти два часа пути очень впечатлили меня. В Скандинавиизимой тоже все бело. Но Скандинавия – это вам не Россия, там нормальные дороги, и они непробегают через небольшие деревни с живописными домами и церквушками.

– Сюда зимой волки ходят, рыси, – пояснил Слава. – А летом и медведи забредают.Приехали на дачу мы затемно. Слава приготовил дом для нас, а потом позвал меня «за

водой» в соседнюю деревню – воспользовавшись отсутствием бабушки, которая была в саду.Я немного удивился, но потом понял, что речь о «маленькой воде». План Славы сработал. Какон объяснил мне, дача хороша тем, что «тут никто не мешает», и я мысленно добавил: «Пить».

Когда мы возвращались среди ночи, машина сломалась. Слава спокойно вышел, заглянулпод капот «Лады» и, вернувшись, сказал мне, что «генератор накрылся». Я застыл от холода;Слава хотел побыстрее вернуться на дачу, и может быть, в шутку, чтобы напугать меня, онсказал:

– Здесь волки.

В итоге мы толкали машину до самой дачи по ледяной дороге. Холод казался мненемыслимым, непереносимым, но, к счастью, дача была не слишком далеко. Оказавшись дома,Слава почти двадцать минут пытался понять, что случилось; он работал под капотом голымируками и без шарфа, а я, абсолютно замерзший, держал фонарик. Я признаю, что тем вечеромдед Слава, гомо советикус, показался мне почти сверхчеловеком.

Наконец после легкого ужина все пошли спать.Ночью я попытался дойти до туалета в саду и внезапно услышал шум леса. Настоящий шум

дикого русского леса! Конечно, на востоке Франции до сих пор существуют действительнонетронутые людьми уголки природы, но там я не ощущал ничего, абсолютно ничего общего счувством, посетившим меня той зимней ночью в Карелии. Я не знаю, как описать эту разницу,но она есть. Около Бордо, в сторону Медока, есть леса; мы с друзьями часто ездили туда напикник или на выходные с палатками. Но эти леса размечены тропами и бетонными дорогами,ведущими к современным деревням. Посреди такого леса вы можете наткнуться нателефонную будку или на забор, четко обозначающий начало частной территории. Я помню,что длинными ночами в палатке в лесу Медока проклинал высокую влажность и умирал отскуки. Даже дикие кабаны, которых там много, боялись вероятных охотников и непоказывались нам на глаза. А русский лес в ту ночь казался мне и пугающим, ипривлекательным – но никак не скучным.

На следующий день белое небо висело так же низко, а холод казался абсолютноневыносимым. Слава и отец Евгении готовились к рыбалке – нужно было тщательноэкипироваться. Я пошел на свою первую в жизни зимнюю рыбалку в сапогах выше колена и вкуртке, которая подошла бы участнику полярной экспедиции. У Славы была винтовка («дляволков», – сказал он). Мы шли на ледяное озеро, увязая по колено в снегу; потом сделалипрорубь, поставили маленький рыбачий лагерь и ждали, когда голодная форель попадет нанаши удочки. Сидеть в центре огромного белого пространства в компании таких же рыбаков,людей с оружием, готовых защитить друг друга от волков, было абсолютно нереально. Янаконец был в России, о которой мечтал, среди дикой природы, рядом с потенциальнойопасностью. Мне искренне хотелось, чтобы волки все-таки напали – это дало бы нампочувствовать себя почти беспомощными людьми, но и разбудило бы в нас инстинктвыживания.

В тот день волки не напали – видимо, в тридцатиградусный мороз им не хотелось выходитьиз нор. И после почти трех часов в снегу возвращение домой можно было толькоприветствовать.

За ужином я проникся настоящей семейной дачной атмосферой. Во Франции нет ничегопохожего на русскую дачную культуру; загородный дом – это место вне города, такое жекомфортное. В России дача в первую очередь – место, где собираются с семьей и друзьями. Явсегда поражаюсь тому, как русские, даже москвичи, близки к природе и как они любятпровести несколько дней на даче.

Слава по полгода живет в лесу. Я со смешанным чувством наблюдал за тем, как он говориттосты и пьет больше разумного под строгим надзором жены. Я представлял себе, что если бысам по шесть месяцев жил в этом лесу и должен был выживать, ловить рыбу и рубить дрова, то

стал бы своего рода сверхчеловеком. Я представил себе, как после полугода отшельничествавозвращаюсь в Бордо и просто прохожу по большой пешеходной улице в центре города. Алюди смотрят и думают: «Откуда он такой?» Я, конечно, плохо себе представляю, что можножить в карельском лесу и пить легкое красное вино; так что, наверное, водка на РусскомСевере, где человек один на один с враждебной природой, – это необходимость. Я не могсчесть «дедушку» алкоголиком. Безусловно, он пил, но он был активным мускулистыммужчиной, ловил рыбу, таскал лодку, мог идти несколько километров с рюкзаком, в общем,был способен на бол́ьшее физическое усилие, чем множество молодых студентовуниверситета Бордо.

Когда мы легли спать, не прошло и получаса, как «дедушка» пришел навестить меня.– Спишь? – спросил он, засовывая руку в сумку с нашими вещами, и достал оттуда бутылку

вина.Я попытался сказать по-русски, что вино после водки – плохая идея, но Слава уже ударил

бутылкой по стене, чтобы выбить пробку. Шум привлек внимание всех, в том числе и«бабушки», которая понеслась вверх по лестнице, крича: «Слава!» Дедушка, услышав, началбыстро пить большими глотками, а когда бабушка появилась на пороге, бросил бутылку наменя, разливая вино повсюду, и пал на колени перед женой.

Не знаю, что Таня ему сказала, но Слава встал и робко начал вытирать вино, пролившееся напол.

Как же я смеялся!Уезжая из Петрозаводска, я думал о «культуре алкоголя». Пожалуй, будет только лучше, если

люди станут меньше пить и не допустят, чтобы целые будущие поколения растворились вводке. Русский вечер, конечно, кажется иностранцам простым, часто жестоким и хаотичным(«О боже! Как можно пить водку?!»), но на самом деле показывает высокий уровеньцивилизации. Я должен признать также, что свежая карельская форель на вкус прекраснеебольшинства изысканных блюд, которые можно попробовать во многих странах.

За эти несколько дней Карелия стала для меня идеальным местом, чтобы подумать о моралижизни, о религии и о жизненных приоритетах. Здесь я впервые почувствовал, как Россияначинает влиять на меня.

Православие от Нови-Сада до ПетрозаводскаЯ ношу православный крест. Русские спрашивают меня с любопытством и недоверием,

почему я это делаю и какие отношения у меня с религией.Как так вышло, что я стал православным? Я был крещен в России. Русская подруга

рассказала мне о «сложном комплексе того, кто интегрируется и переусердствует в этомделе» и кто хочет ассимилироваться таким образом в русском обществе. Она сказала: «Статьправославным – выбор тяжелый. Ты уверен?» Мы не должны носить православный кресттолько потому, что «так исторически сложилось». Еще одна моя подруга сказала: «Истинныйхристианин может быть только православным».

Мои предки со стороны отца были православными, и в моей семье последнийправославный был окрещен в 1892 году где-то на Балканах, недалеко от Дуная. Судьба хотела,чтобы я родился 85 лет спустя на юго-западе Франции. Как и многие мои соотечественникифранцузы, я не был крещен в детстве. Сегодняшняя Франция имеет католическую культуру, нообщество является светским. Мы называем Францию старшей дочерью римско-католическойцеркви, но во многих французских семьях нет никакого религиозного воспитания.Современная Франция была создана светской и в сегодняшней Европе отказываютсяпризнавать христианские корни европейской конституции. Хотя Россия является светскойфедерацией, религия выдвигается на первый план. Русские чиновники часто утверждают, чтоРоссия является православной страной.

Я пришел к православию сам. Для меня все началось в 1999 году в Сербии. Я был частьюодной из немногих французских ассоциаций, которые собирали средства, чтобы помочьсербам после окончания бомбардировок НАТО. Во Франции Слободан Милошевич считалсяглавой зла на Балканах, и гуманитарные ассоциации помогли не сербам, а только противникамМилошевича. Мы с другом сопровождали конвой, везущий мелкое медицинскоеоборудование и препараты для сербского детского дома. Средства массовой информации воФранции и во всех западных странах в течение долгих военных лет выступали против Сербиии сербов, и я хотел знать, что случилось, увидеть реальность своими глазами.

Когда машины вернулись во Францию, я остался в Нови-Саде. Тогда я три неделипутешествовал по стране, разговаривал с людьми – и понял многие вещи. В результатебомбардировки, которая продолжалась 87 дней, погибло много мирных жителей, атаки небыли нацелены только на сербскую армию. Они систематически били по мостам через Дунай,по электростанциям и заводам. Речь шла не только о разрушении власти Милошевича, но и оподрыве экономики последнего союзника России на Балканах.

Красивым летом 1999 года послевоенная атмосфера была невероятной. Заводы неработали, люди не работали, царила атмосфера горя и отчаяния. Тем не менее в Нови-Саделюди купались в реке, как и каждое лето, и на берегу играла музыка. Ночью на зажигательныхтехно-парти сербская молодежь танцевала босиком на песке, свободно и, может быть,беспечно. Прямо за ними громоздилось то, что осталось от моста Свободы, разорванного накуски бомбами, и бетонные плиты свисали в Дунай. Этот праздник рядом с руинамизавораживал меня. Незадолго до этого тысячи таких же молодых людей захватили последний

мост в Нови-Саде и главный мост Белграде, чтобы спасти их от натовских бомбардировок. Иднем и ночью закрывали мосты собой, выступая как живые щиты. В один день они надели насебя черно-белые мишени, а ночью зажгли свечи. Однажды бомбардировки остановились.

Не могу объяснить, что случилось со мной тем жарким и прекрасным августом 1999 года.Может быть, повлияла странная послевоенная атмосфера, а может быть – спокойствиеправославных священников, которые занимались своими делами, несмотря ни на что. Нас,французов, сопровождавших конвой, несколько раз приглашали на обед в монастыринеподалеку от Нови-Сада. С одного такого обеда я вернулся немного позже, долгоразговаривал о православии с одним из священников, и его духовность показалась мнепростой и легкой. Пока мы разговаривали, пили сливовицу; старый священник по-английскирассказал мне о богословии, внутренней жизни православного монастыря, а еще он говорил оРоссии.

Сербия в 1999 году была похожа на Россию в 1991-м, сказал он мне, разобранная иразбитая империя, чье сердце и религиозная система пытались любой ценой сохранить своюсоциальную модель и внутреннее спокойствие на территории.

Я был изумлен и очарован православием. Оно привлекло меня своей простотой исветлостью, высокой чистотой своих литургий, красотой и эстетичностью контрастов. Иконы сликами святых действительно приближают верующих к Богу. А скромность православныхмонастырей показалась мне милее колоссальности католических соборов.

Однажды вечером я сидел на террасе в центре Нови-Сада, наблюдая за прохожими. Я думало тех разговорах, и одна мысль поразила меня. Сербская культура, религиозная самобытностьи единство православного народа формируют своего рода фундаментальный триптих в этойстране. Это было важно, даже в послевоенной Сербии, я понял, что эта ментальная структуравыжила и выживет и что Франция свой подобный триптих утратила.

Я вернулся во Францию с новым взглядом на потребительское и светское общество. Я началчувствовать, что хочу жить в Восточной Европе, на православной земле. Возвращаться воФранцию в мой личный и светский мир было трудно. Формула жизни западной страныперестала меня устраивать.

Мне понадобилось достаточно долго времени, чтобы осознать серьезность своих чувств. Ясвязался с Сербской церковью в Бордо, но действительно не смел все эти годы разобраться всебе и не был в состоянии объяснить, почему. Судьба, конечно, вмешалась, и мои планыпереехать в Сербию не увенчались успехом, хотя я провел там много времени в течениепоследующих лет. Катастрофическая экономическая ситуация была первым тормозом, а потомя встретился с Евгенией, которая открыла мне другую частичку мира: Россию. Почти десять летспустя с Евгенией в Петрозаводске, на берегу озера, и еще раз – летом я снова проникся темнастроением, которое овладело мной в Нови-Саде. Без сомнения, повлиял небольшойгородок славянских православных, относительное спокойствие и, вероятно, ощущениеудаленности от современного мира.

Возможно, судьба снова подыграла мне. Прогуливаясь по центру Петрозаводска, яобнаружил небольшую деревянную церковь, выкрашенную в зеленый цвет. Толкнул дверь –та открылась; я оказался лицом к лицу со статным голубоглазым священником, внимательно

смотрящим на меня. Я поздоровался по-русски, спросил разрешения посетить церковь, а онответил мне на отличном французском языке. Я подумал, что он просто знает язык, носвященник сказал, что он тоже из Франции, ничего пока не поясняя. Позже я узнал, что этоотец Николя Озолин, настоятель одной из самых красочных карельских церквей, Спасо-Кижского прихода. Я рассказал отцу Николя свою историю, в ответ на что он пригласил меня ксебе.

Мы шли к нему в дом у озера, и по дороге священник показал мне место, где вскорепостроят новый храм.

Приходской дом ремонтировали, уже почти окончив работы. Холл был увешан русскимипейзажами, а лестница украшена «кремлевскими» люстрами.

– Здесь мы учим православию, – сказал отец Николя, заводя меня в просторныйкомпьютерный класс.

В соседней комнате стоял гигантский сканер, почти единственный в мире,перелистывающий страницы книги при сканировании их по одной.

– Это для большой православной библиотеки в Интернете, которую мы составляем. У настакже есть отдельный интранет – это на случай, если электричество отключится.

Я спросил, откуда деньги на все это, и священник ответил, озорно улыбаясь:– Сначала от Бога, конечно, а потом от того, кто сидит в Кремле.Выходя из приходского дома, я думал о католических священниках в Бордо, которые

тщетно пытаются сохранить свои церкви с помощью только верующих; о пророчествеФатимы, которая предвещала, что Россия примет католичество; и снова о пустынных храмахБордо. Бедные католики!

Эта встреча с отцом Николя была для меня решающей. До того как уехать в Россию, япобывал на свадьбе своих французских друзей. Жених был католиком, но не особенноверующим, а невеста – франкоязычной вьетнамкой, тоже вроде как католичкой и тоже непрактикующей. Свадьба состоялась в Кодэране, достаточно престижном пригороде Бордо, вмэрии, а не в церкви. Гости собрались перед административным зданием, все прошло оченьбыстро, примерно за двадцать минут. Вице-мэр дал моим друзьям подписать необходимыедокументы, и молодая пара вышла наружу под аплодисменты примерно двадцати друзей ичленов их семей. Они пошли в ближайший парк фотографироваться, а после был банкет. Яжелаю удачи молодоженам, но если честно, эта свадьба оставила у меня небольшое чувствонезавершенности. В ней просто не хватало чего-то священного. Эта свадьба типична дляатеистического общества современной Франции. В ней нет чего-то сакрального, придающегоглубокий смысл и так важному событию.

Как дитя западного тоталитарного атеизма, я хотел самой превосходной свадьбы. ОтецНиколя, француз, был полностью согласен со мной.

Когда меня окрестили в Петрозаводске, мне было тридцать два, и я чувствовал, что этацеремония стала особенным достижением, моим личным и тайным. После отец Николяпредложил провести нашу с Евгенией свадьбу на острове Кижи.

Венчал он нас в церкви Покрова Пресвятой Богородицы.Кижи являются невралгическим центром русского православия. Дорога из Петрозаводска на

остров Кижи на «Комете» уже сама по себе знаменательна как для верующих, так и дляпростых туристов. Огромные озера, свежий чистый воздух и явление зеленых Кижей средиводы вправду поражают того, кто видит это впервые. «Комета» причаливает, а затем нужнонемного пройти, чтобы попасть в церковь.

Отец Николя ждал нас. Литургия длилась примерно полтора часа и была невероятноглубокой. Как только мы с гостями вошли в церковь, всех нас охватило одно чувство: близостинастоящего и прошлого, единства традиций. Во время церемонии впечатление отрезанностиот современного мира еще усилилось; в этом месте все казалось невероятным. Мои друзья-агностики крестились так же часто, как и практикующие православные. Когда к нам поднесливенцы, я почувствовал себя в центре мира.

Думаю, что нашу свадьбу гости никогда не забудут. Церемония шла на французском ирусском языках, место было волшебным, как и невероятная личность отца Николя.

Потом мы вернулись в город, и праздничный вечер закончился в традиционном карельскомресторане. Еда была прекрасной, как и традиционные песни, но больше всего я запомнилвосхитительные Кижи с их огромными деревянными церквами между небом и землей и словаотца Николя.

Один день в Казани. «Bez Buldэrabэz! (We can!)»Размышляя о православии, я не мог не задуматься о религиях других людей. Сербия

полностью изменила мое понимание ислама, или, вернее, исламов. Бывшая Югославиявыходила из десятилетия религиозной (православные против католиков и против мусульман)и этнической войны (сербов против хорватов, против боснийских сербов и против албанцев).Тогда во Франции как раз стали обсуждать вопрос взаимоотношения ислама и государства. Япрочел Коран (на французском) и, конечно, нашел там ответы на некоторые вопросы, номногое оставалось неясным.

Потом я переехал в Россию. Во Франции СМИ и большинство наших интеллектуалов, какправило, негативно относящихся к новой России, изображают войну в Чечне какпротивостояние исламу и мусульманам Кавказа (так же, как и войну в Косово рисуютпротивостоянием исламу, мусульманам и албанцам). Но в Сербии, как и в России, войны стерриториальным сепаратизмом (с мусульманскими регионами) не направлены противрелигии ислама. Я встречал в Белграде и в Нови-Саде и сербских, и албанских мусульман,которые жили в полной гармонии со своими православными соседями, и были частьюобщества, и чувствовали себя в первую очередь сербами или югославами.

Во Франции вопрос сосуществования ислама с другими религиями создал проблему,неразрешимую на данный момент. До массовой иммиграции, которая началась в 1970-е годы,во Франции практически не было мусульман. Сегодня они составляют 10–15 % населения, приэтом некоторые религиозны, некоторые нет. Во Франции были католические церкви,протестантские храмы и синагоги на протяжении веков, но недавнее появление мечетейнеожиданно удивило общество. Мечетей мало, но они переполнены; в это же времямножество католических церквей почти пустуют по воскресеньям. Государство – светское,большинство французов – тоже, но они не хотят минаретов на своих пейзажах. Вот почему наданный момент у большинства мечетей Франции нет минаретов. Так они менее заметны, чеммагазины «халяль», которые открылись во всех городах Франции.

Я говорил об исламе с русскими – они относятся к этому вопросу гораздо спокойнее, чемфранцузы, с которыми вообще невозможно разговаривать о мусульманах.

От Тимура я многое узнал о Кавказе, не покидая Москвы. Тимур сразу сказал, что онмусульманин и черкес, и я чувствовал, что близость к предкам для него так же сильна и важна,как и принадлежность к исламу. Тимур – прежде всего москвич. Как и многие мусульмане напостсоветском пространстве, он пьет алкоголь и ведет образ жизни сравнительно«современный» в том смысле, который это может иметь место сегодня в Москве. Он такой жеадекватный, как и те мусульмане, которых я встретил в Боснии и Сербии.

Беседуя с Тимуром, я удивился тому, что он был в курсе проблем иммиграции во Франции.– Ха, во Франции скоро арабы будут управлять страной, – говорил он безо всякой агрессии,

но с иронией.Тимур находил меня нетипичным французом – на его взгляд, я был больше похож на араба.

Не знаю, отчего ему так казалось и было ли это комплиментом. Как христианский француз (икак иностранец в России) из уважения к Тимуру я никогда не говорил плохо о французскихмусульманах, думая, что могу в той или иной степени задеть его критикой. Но Тимур довольнооткрытый человек, и мы общаемся совершенно свободно, так что, думаю, если бы я однаждысказал что-то вроде: «Меня достали арабы во Франции, мы должны отправить их обратно вМагриб», – его это не шокировало бы. Россия – это страна, где «политкорректности» несуществует. Есть свобода мысли и слова, и я думаю, что именно в этом – фундаментальнаяразница между французами и русскими.

Но недавняя история русского Кавказа показала напряженность и нестабильность ситуации.Я был очарован исламом других больших русских мусульманских регионов – Татарстана и

Башкортостана. Приехав в Россию, я действительно хотел увидеть Казань. Именно во времяэтого визита окончательно оформилось мое восприятие отношений России и ислама.

Казань – это город, который все французские гиды советуют посетить после Санкт-Петербурга и Москвы. Для этого есть свои резоны. Москва является самым крупным городомРоссии, Санкт-Петербург – самым европейским. Что касается Казани, экскурсоводы говорят,что там можно увидеть умеренный ислам (почти светский, по их мнению), и таким образомгород представляет собой модель гармоничного сосуществования религий и этническихгрупп.

Татарстан – мусульманская республика в составе светской федерации бывшего СоветскогоСоюза. Поездка в Казань сама по себе – не сюрприз: город красивый, в центре – немногообшарпанный, как и другие города России. Главная пешеходная улица потрясает архитектуройофициальных зданий. Также великолепна мечеть Кул Шариф, самая крупная в Европе. Онастоит рядом с православной церковью в середине удивительного Кремля, такого же объектаСписка всемирного наследия ЮНЕСКО, как и остров Кижи в Карелии. Эта древняя мечеть былавосстановлена недавно, она – удивительный символ сосуществования православия и исламана территории, которая исторически была местом конфликтов и войн. Я не знаю другогогорода, где мечеть стояла бы рядом с православной церковью в кремле столицы республикисветского государства с православным большинством. Это формула сбивает с толку простогофранцуза, это абсолютно потрясающе. Эта мечеть и эта церковь в лучах заката в августе 2010года совершенно потрясли меня.

В Казани мы с Евгенией познакомились с французом, который жил в этом городе с

девушкой-татаркой.Однажды вечером мы пошли поужинать в ресторан в центре города. На входе нас встречали

две молодые женщины, блондинка и брюнетка, сказавшие одновременно:– Здравствуйте!– Салам Алейкум!Затем Фредерик и Зина рассказали нам о своей первой совместной поездке во Францию –

это было за несколько недель до нашей встречи, и отправились они в Лион. Древняя столицаГаллии и второй по величине город Франции, Лион лежит на юго-востоке. Зине город оченьпонравился, но она рассказала нам, как удивилась, услышав призыв муэдзина прямо с вокзала.Также ее поразило количество арабов и африканцев.

– Где же французы? А почему у вас так много иностранцев? Я даже видела, как арабымолятся на улице средь бела дня!

Она задала те же вопросы, что и многие туристы, впервые приезжающие в Париж. Врекламной брошюре мы видим отели и прекрасные памятники, но разница междунекоторыми районами столицы сильнее, чем между Северной и Центральной Африкой.

Я сказал, что был во многих городах Франции и что в Москве тоже много мигрантов, на чтоЗина ответила:

– Да, в Москве сейчас тоже мечети переполнены. Но большинство мусульман в Москвевсегда были россиянами или выходцами из бывшего СССР, и они не совсем чужие в России.

Фредерик смотрел на меня широко раскрытыми глазами и, когда Зина вышла, сказал:– Знаешь, поскольку она тоже мусульманка, я не смел заговаривать на эту тему, чтобы ее не

обидеть – хотя в Лионе подумал о том же. Оказывается, она сначала россиянка, а только потоммусульманка. Это безумие, не так ли?

Удивительное дело. Зина не понимала, что Фредерик мыслит несколько иначе и боитсяговорить с ней откровенно, даже не в состоянии объяснить, почему так сложилось. АФредерик еще не полностью понимал Зину, считая ее солидарной с французскимимусульманами.

Когда Зина вернулась, я прокомментировал ситуацию:– Видишь, здесь, в Казани, мы находимся одновременно и в России и в Татарстане. Есть

историческое прошлое, но здесь татары могут жить как татары, а русские – как русские. У менясложилось впечатление, что русские, мусульмане или нет, все чувствуют здесь себя как дома.

Зина спросила:– Ну а ты-то сам как относишься к вашим мигрантам?Французу трудно ответить на этот вопрос. Во Франции чрезвычайно сложные отношения

между исламом, христианством и государством.– Прежде всего, Зина, нужно понять, что ислам – новая религия для Франции, – наконец

сказал я. – И появился недавно, в семидесятых, когда увеличилась потребность в рабочейсиле. Политические власти, которые в основном придерживаются светской мысли в течениедлительного времени, считали, что иммигранты-мусульмане станут светскимиреспубликанцами, как и другие французы. Это была их ошибка, а на самом деле недовериемежду религиозными общинами только усилилось и увеличилось число религиозных школ,

католических, иудейских и мусульманских. Французское государство слишком пассивнозащищает фундаментальные аспекты светского мироустройства и оставляет новой религии(включая ислам) возможность выйти за рамки общечеловеческой адекватности. Иногда у наспринимают нелепые законы – например, недавно проголосовали за то, чтобы запретитьженщинам носить исламский платок. Поэтому мусульмане чувствуют угрозу со стороныгосударства, думая, что оно ограничивает их свободу вероисповедания, и требуют новых прави новых гарантий. Большинство французов изначально католики, даже если они – как это по-русски – не воцерковлены. Они спокойно едят мясо по средам и пятницам, но не хотятхаляльных магазинов. Подавляющее большинство французов не хотят, чтобы мусульман воФранции становилось больше. Сегодня в мусульманских районах французы больше нечувствуют себя как дома. Они чувствуют вторжение и считают, что отношения междугосударством и религиозными общинами ухудшились. Иммигранты-мусульмане тоже нечувствуют себя как дома, они ощущают себя недавними переселенцами, видят, чтогосударство пристально следит за ними, мешая им исповедовать ислам. Так что, я думаю,современный французский политический мир не в состоянии управиться с этой социальнойпроблемой. Ислам во Франции стал источником политических дебатов. Можно ли егосовместить с республиканским правом и светским государством? Допустим ли он вообще вреспублике? Наконец, на чьи деньги строить мечети? Из государственного бюджета, чтобыпредотвратить иностранное финансирование, которое считается экстремистским? А как жезакон 1905 года, который запрещает государственному фонду восстанавливать и содержатькатолические храмы, оставляя затраты на плечах верующих?

Я говорил об этом горячо и долго. Зина в ответ рассказала, что ислам в Татарстане –довольно тихий, немусульманином быть нормально, так как это все-таки Россия. Но на самомделе русские здесь научились жить с исламом и татарами. А татары давно научились бытьрусскими, так что таких проблем тут нет.

Конечно, я сказал ей:– Когда первые алжирцы и марокканцы приехали во Францию, у нас тоже не было никаких

проблем. Арабы были рабочими, которые работали, а компании обращались с ними довольногрубо. Но большинство новых мусульманских иммигрантов привезли не только свою веру, нои другую культуру, и другой язык. За следющие десять лет приехали семьи этих рабочих, ихзнакомые, родственники и просто люди, ищущие лучшей доли. Общество их приняло, но длявсех этих новых мигрантов не было работы. Постепенно сложились гетто, где больше не жилифранцузы, такие районы начали появляться во всех городах Франции. Молодежь живетпреступлениями – это проще, чем учиться. Кроме того, большинство иммигрантов прибыли изнаших бывших колоний, против которых мы проиграли войны, что не способствует простым идружеским отношениям. Государство стало платить пособия, чтобы мигранты не умерли сголоду – им стало незачем вообще даже пытаться искать работу. Дело не в том, чтомигранты – мусульмане, а в том, как они живут. Они не ассимилируются, не становятся частьюФранции, ничего не делают для страны.

Зина ответила:– Думаю, проблема европейских стран в том, что они небольшие, закрытые, и в том, что у

них однородная культурная среда. Татарстан, например, всегда был землей различныхмиграций, но татарская самобытность здесь сохранилась и всегда пребудет. Посмотри, вКазани есть исламский центр, десятки мечетей, множество православных храмов,католических, протестантских церквей, синагоги, центр кришнаитов и даже храм бахаи! У насчеловек в первую очередь татарин и россиянин, а только потом – мусульманин. Это означает,что татарин поддерживает спортивную команду России и российский флаг, а не французскихарабов. Вы, французы, говорите о мультикультурности, но не согласны смотреть на девушек вхиджабах, и у вас возникли проблемы с иммигрантами. Тем не менее в вашей футбольнойкоманде – только иммигранты, а единственный коренной француз принял ислам. Это странно,не так ли?

– Знаешь, Зина, не думаю, что французы против ислама как такового. Посмотри, твойбойфренд – француз, католик, и это не мешает ему любить тебя. Проблема в том, чтосубкультура насилия и преступности, которая сложилась в гетто иммигрантов во Франции,использует арабо-африканский и мусульманский контекст. Банды жуликов нападают и грабятмирных граждан, жгут их машины с криками «за Мекку» или «за Коран». Но это бандыамериканизированные, не мусульмане. Благочестивый мусульманин уважает закон и правила.К сожалению, многие французы не различают этих тонкостей, для них иммигрант – частомусульманин, а преступник – часто иммигрант, следовательно, ислам – не культура, аисточник беспорядка. Но посмотри, ты мусульманка и без проблем живешь с французом-католиком. Многим арабским девушкам запрещено сближаться с французами; их общины истаршие родственники выступают против этого. А француз, который во Франции хочетжениться на арабской девушке, должен стать мусульманином. Видишь, это совсем разныеситуации.

Зина рассмеялась и сказала, что в Татарстане в смешанных семьях девочек крестят вправославие, а мальчиков посвящают в ислам. Я сразу вспомнил мечеть, стоящую рядом справославной церковью, и подумал, что наши европейские политические лидеры должныпроводить летние каникулы в Казани, чтобы узнать значение слова «сожительство».

Казань для французов – нечто озадачивающее, непонятное и даже мешающее. Они видят,как другим удалось создать то, что во Франции пока не получилось.

Фредерик связывал свое будущее с Казанью. Я уверен, что до Татарстана он и не думалпереехать в мусульманскую страну и уж тем более не представлял себе, что возможно, живятам, не чувствовать религиозного прессинга.

Странно, как сильно русских удивляет новое лицо Франции. Странно, какой ненужнойоказывается политкорректность и какой ценной – искренность. Зина и Тимур рассуждают так,как должны думать все во Франции. Как это возможно, чтобы черкес и татарка высказали оФранции наиболее объективные и разумные мнения изо всех мной услышанных? Удивительното, что Россия абсолютно не страдает политкорректностью, этим французским злом, котороеуничтожило свободу слова и даже мысли.

На следующий день мы весь день гуляли по улицам Казани, и я видел нечто показавшеесямне совершенно невероятным. В исламский центр зашла девушка в очень легкой одежде! Вэтот день было почти плюс сорок по Цельсию, и ее короткая юбка была уместна на улице, но вмечеть в таком виде! Я очень удивился и захотел посмотреть, что будет дальше. Муфтийпоздоровался с девушкой, выдал ей передник, она закуталась и прошла в глубь мечети, чтобыпомолиться. Думаю, что никогда не забуду эту сцену. Она очень точно показывает, что ватмосфере Казани удивляет иностранца.

Подобное я видел в Ростове Великом, в одной из церквей Спасо-Яковлевского монастыря,где одна молодая блондинка в фартуке и платке крестилась с редкостным исступлением.Выйдя из храма, она сняла платок и фартук, явив миру черные микрошорты и туфли скаблуком пятнадцать сантиметров. Россия, я думаю, единственная страна в мире, где религияне только строгая, но и где мечеть или церковь могут не отнимать у женщины эротизм иженственность.

Во Франции, на улицах некоторых городских районов, женщины, мусульманки или немусульманки, не смеют носить юбки или шорты, опасаясь угроз и оскорблений от молодыхрадикальных мусульман.

Я рассказал Зине, что меня удивила дискуссия, услышанная в Москве: дескать, русскиеженщины слишком обнажены, это может создать напряжение между верующимитрадиционалистами и слишком раздетой московской молодежью. Во Франции невозможноносить мини-юбки; в России мужчины ждут, когда девушки откажутся от микрошорт ивернутся к юбкам!

Правда, в России есть и такие города, которые современный стиль жизни еще не затронул игде люди живут будто в девятнадцатом веке. А Москва и ее жители уже бегут по двадцатьпервому…

Евгения зашла в мечеть, и муфтий неодобрительно покосился на ее декольте (ни однарелигия не любит вырезы и мини-юбки), но потом поднял глаза на меня и улыбнулся, видимо,поняв, что я иностранец. А на рынке в Казани со мной разговаривали на местном языке, нататарском, будто со своим!

Я почувствовал мудрую толерантность этого старого муфтия. Позже, когда в Москве делоPussy Riot разгорелось, я часто вспоминал этот взгляд и думал, что было бы, если бы этидевушки вбежали в его мечеть.

Будучи из Франции, где религию не уважают вовсе, я не понимаю необходимости атаковатьцерковь. Если я правильно понимаю, девушки из Pussy Riot критикуют то, что политическаявласть находится слишком близко к религиозной власти. Во Франции церковь тоже участвуетв общественной жизни. Например, бывший президент Франции Николя Саркози создал Совет

мусульманской веры. Ректоры мечетей во Франции призывали к поддержке кандидата отлевых Франсуа Олланда против Николя Саркози на президентских выборах в 2012 году,считая его наиболее благоприятным для интересов мусульманской общины во Франции. Ноникто не нашел ничего плохого в этом взаимодействии между властями и религией и никто неорганизовал панк-концертов в мечети.

Сидя на террасе кафе в центре Казани, трудно различить азиатские, восточные и славяно-христианские, а также и постсоветские влияния в толпе. Все кажется взаимосвязанным иобъединенным. Лето в Казани приносит что-то беспечное, и я понимал о России что-то новое,чувствуя себя на полпути между Азией и Европой или, возможно, между Европой и Востоком.

В Сербии мне рассказывали о старом Сараеве и его невероятном смешении культур. Ноевразийский вариант Казани – это что-то особое, наверное, такого нет больше нигде вРоссии. Я увидел двух женщин, идущих вместе, одна в мусульманском платке, а вторая в мини-шортах. Каким образом можно описать этот город? Как гиперструктурированное единство, ноне мультикультурное, а полиэтническое, как народ России, где разные люди живут по разнымобычаям, но вместе? Я попытался представить себе Россию как длинный славянско-православный позвоночник, иногда с мусульманскими ребрышками, иногда с буддийскими ииногда с чем-то другим. Но это было летом, было солнечно и очень жарко, и я, возможно,замечтался.

Пособие по выживанию в борьбе с русскойадминистрацией

Когда я приехал, меня спрашивали об одном и том же и иностранцы, и русские: зачем яприехал? Что мне больше всего нравится и не нравится в России?

Самым невыносимым для меня был климат. Моя первая зима стала настоящим испытанием.После восемнадцати лет жизни в Африке с родителями я переехал во Францию и поселился вБордо, на юго-западе страны. Это место, где большинство жителей Европы хотели бы жить напенсии. В Бордо почти никогда не бывает минусовых температур, а хорошая погода длитсяшесть месяцев в году. В середине марта можно сидеть на террасе кафе и попивать аперитив,греясь в солнечных лучах. Переезд в Москву все изменил, а каникулы мы проводили вКарелии, где было еще холоднее. Но с тех пор я адаптировался к русской зиме и недостаткусвета. Теперь, когда мне задают вопрос о том, что я больше всего ненавижу в России, яотвечаю не сомневаясь: администрацию и бюрократию.

Россияне считают, что сложно получить шенгенскую визу. Это они русскую не пробовалиполучить!

Для поездки в Европу гражданину России нужно собрать много документов, но их переченьесть на сайте всех визовых центров и требования абсолютно ясны. Получение визы вРоссию – это проблема совсем другого рода. Вы сталкиваетесь с несоответствиями, еще неприехав. Нужен ли тест на СПИД? Нужна ли страховка, и если да, то какая и на сколько дней?Консульства трактуют правила как хотят. И как это часто бывает с официальнымипредписаниями в России, нельзя найти никакой изначальной информации.

Как только вы приземляетесь в России, бюрократическое давление начинается с заполнениямиграционной карточки. Бланк, как правило, но не всегда, дают в самолете, или его можнонайти в аэропорте. Часто на столах с бланками нет ничего пишущего, поэтому нужно (каквсегда!) стоять в очереди – на этот раз за ручкой.

Приезжающему иностранцу Москва подготовила замечательный сюрприз: ему необходимарегистрация! Если честно, я не понимаю смысла регистрации, если ее в Москве на каждомшагу предлагают сделать фиктивно. Честный гражданин вроде меня, конечно,зарегистрируется у своих знакомых, через которых его всегда можно найти. Но я сомневаюсь,что злостного бандита, который может купить регистрацию, можно будет так просто разыскатьв квартире с двадцатью гастарбайтерами. Для многих иностранцев, которые вынужденывыезжать из России несколько раз в неделю в командировки, регистрация была настолькотяжелым вопросом, что ее никто не оформлял. Сколько раз я встречал людей, которыеговорили: «Я живу в России четыре года, и я никогда не регистрировался и не снимался срегистрации». Со своей стороны, я решил скрупулезно выполнять утомительные процедуры,но знал, что в дальнейшем не пожалею об этом.

До середины 2008 года для любого иностранца, который хотел работать в России, было дваспособа пребывания в стране. Получение рабочей визы было легальным и официальнымметодом. Для этого компания должна была предварительно сделать запрос и получитьразрешение на прием иностранца на работу. Она должна была также получить квоту напривлечение иностранцев по странам и видам рабочих позиций. Но в то же время было легкополучить бизнес-визу, которая позволяла 365 дней в году оставаться на территории России.Самое удивительное в том, что эти платные приглашения для получения бизнес-визывыдавались гипотетической компанией, которую, как правило, никто и никогда не посещал.Многие компании использовали бизнес-визы для работы своих сотрудников либо полностью«в черную», либо на достаточно долгий период. Затем компании решали, стоит или не стоитначинать долгий и дорогостоящий процесс получения разрешений на работу для этихконкретных специалистов.

В ноябре 2007 года гении европейской комиссии приняли несправедливый в отношениирусских закон, предотвращающий выдачу бизнес-визы гражданам России для пребывания встранах Евросоюза более 90 дней в течение полугода. Россия ответила тем же дляевропейцев. Очевидно, что число европейцев, работающих в России по бизнес-визе,исчислялось десятками тысяч, а число россиян, работающих в Европе, было очень низким.Европейская комиссия вновь ущемила своих собственных граждан. Самое удивительное в том,что несколько месяцев спустя, когда я начал работать в России, разразился финансовыйкризис. Экономические последствия не заставили себя ждать, и Россия приняла защитныемеры по отношению рынка труда, что было очень разумно и оправдано.

Компаниям стало очень трудно получить рабочую визу в Россию для своих иностранныхсотрудников. В результате большинство европейцев, уже работающих в России, сталинелегалами без реальной возможности исправить свое положение. Многие компании тогдананимали иностранцев, которые прибыли в Россию, не зная закона или которые былиуволены в связи с кризисом и искали новую работу. Эти компании говорили, что у них естьвозможность получения рабочей визы, а зарплаты платили мизерные. Конечно, никто неполучал никаких виз; иностранцу платили «черную» зарплату и могли уволить в тот же день,что очень полезно работодателю в период кризиса. Когда компании могли получитьразрешения на работу, работодатели входили в другую схему: они пытались официальнодекларировать ничтожную часть зарплаты, чтобы платить меньше налогов и таким образомякобы покрывать затраты на получение разрешения на работу.

Некоторые мои знакомые русские французы писали во французскую налоговую службу. Длятого чтобы подтвердить свой статус резидента в России, они были вынуждены приложить ксвоим письмам официальную налоговую справку от работодателя, например 2НДФЛ, сзаработной платой в двести или триста долларов в месяц. Такие суммы были смешными дажев кризис (для сравнения – аренда однокомнатной квартиры на окраинах города стоила отвосьмисот до тысячи долларов). Кроме того, возникала дополнительная проблема у техсотрудников, которые были вынуждены один раз в квартал переделывать деловые визы на

три месяца. Транспортные расходы поглощали значительную часть их зарплаты.

Что касается меня, Россия позволила мне жениться, и в этом смысле я сталпривилегированной персоной не только как мужчина, который нашел любовь всей своейжизни, но и как француз, который может получить легальное разрешение на временноепроживание (а в дальнейшем – и вид на жительство) как супруг гражданки России. Моирусские друзья предупредили:

– О-ля-ля, ФМС! Вы понятия не имеете, что это такое! Есть хорошие и плохие, но в целомони очень коррумпированные. Будет лучше, если вы обратитесь в специализированнуюфирму, которая за плату оформит вам разрешение.

Один друг мне даже сказал, что невозможно было получить документы в ФМС без взятки.– Почему ты хочешь вид на жительство в России, Саша? – спросил меня Тимур. – Ты

экстремист или сумасшедший?– Я просто хочу жить в России, – ответил я. – Хочу иметь «документы», которые позволят

мне спокойно жить здесь. Хочу, чтобы мне не нужно было каждые три или шесть месяцеввыезжать из страны, чтобы оформить новую визу.

У меня было очень смутное представление о том, что такое ФМС и как оно работает. Когда ябыл в МГУ, им каким-то образом удалось меня зарегистрировать. Потом меня легализовал мойработодатель. А когда мы переехали, владелец нашей квартиры предложил зарегистрироватьЕвгению у себя дома в Балашихе.

Меня смогут понять только те, кто был в этом отделе ФМС в 2008 году. Мы пошли тудаоднажды утром. Какой сюрприз! Нужно было записаться в очередь на лист белой бумаги,которую держал гастарбайтер, де-факто назначенный ответственным за порядок. Здание былозакрыто, и когда его открыли, плотная и несвязанная толпа хаотично двинулась вединственную дверь. Пустые кабинеты ждали нас. Евгения постучала в дверь, ей открылмужчина, грязный, небритый и в военной форме. Он посмотрел на толпу народа и прокричал:«Приходите завтра!» Я подумал, что он шутит, но подавленные лица гастарбайтеров и другихлюдей убедили меня в том, что это правда. На выходе я остановился, чтобы осмотреться –помещение было грязным и таким запущенным, что это почти невозможно описать словами.Даже на лавки для ожидания невозможно было сесть.

Я вышел и сказал Евгении:– Это невозможно.– Да, могло бы быть и хуже, – спокойно ответила она.Вот то, что я узнал о ФМС, наивно, но настороженно начав получать заветное разрешение на

временное проживание в России.Во-первых, я должен был найти место, чтобы зарегистрироваться на три года вперед.

Получить прописку с ограниченным сроком действия уже само по себе было подвигом. Номой Бог! Я не мог себе представить, что даже после того, как найду человека, которыйсоизволит прописать меня, стану зависеть от ФМС в его районе и мои документы должны

оформляться там, даже если фактически я живу в другом месте. Более прозаично: я непонимаю, почему так трудно найти кого-то, кто готов сделать прописку. Мы опросили всехсвоих русских друзей, приятелей, а затем и просто знакомых – не согласятся ли онипрописать меня на три года у себя дома. И все, решительно все из них ответили отрицательно!Именно в это время, в октябре 2009 года, я начал понимать синдром русской прописки и все,что с ним связано. В западных странах нет ничего подобного.

Нет, ни один русский не пропишет у себя дома ни иностранца, ни русского, даже своегородственника! Ничто не помогало, наши знакомые смотрели на нас с ужасом, ожидая, видимо,что как только я буду прописан, вероятно, отниму у них часть квартиры. Может, так и делают,но мне-то нужно было просто оформить документы!

И наконец наша подруга Ирина по доброте душевной и, вероятно, по собственнойбезалаберности согласилась прописать меня на юге столицы, то есть сравнительно далеко отнашего района. Во время моего первого визита в ФМС, от которого я теперь зависел, мы сЕвгенией попросили список документов, которые требуются для получения разрешения навременное проживание.

Офис ФМС расположен на одной из больших улиц столицы, но достаточно далеко от метро.Нам нужно было сперва проехать через весь город, а потом найти маршрутку, которая довезланас до места, где не было ничего, кроме океана новостроек – как и почти везде на югеМосквы. Посередине этого океана стояло здание ФМС.

Красочная и шумная толпа желающих получить документы сгрудилась перед стойками, гдесидели инспекторы, сплошь женщины. Пробиться к инспекторам было практическиневозможно (как и им – выйти наружу). Желая выйти из кабинета, инспектор кричала, толпараздвигалась, а потом, пропустив официальную даму, смыкалась и снова блокировала дверикабинета.

Женя в конце концов проскользнула через все это; когда она спросила о документах,инспектор захотела на меня посмотреть. Интересно, зачем ей это было нужно? Думала ли она,что я старый развратник, женившийся на наивной девушке? Так что я пошел сквозь толпу иподошел показаться – и тогда наконец мы получили список необходимых документов. Ихнужно было запрашивать из Франции, переводить, заверять и ставить апостиль; также нужнобыло медицинское обследование и заветная прописка или по крайней мере соглашениевладельца квартиры о моей регистрации, заверенное нотариусом. В конце концов, этоказалось более или менее реализуемым.

Документы были собраны и заполнены, контракты подписаны. Нужно было предоставитьвыписку из домовой книги и финансово-лицевой счет менее чем двухнедельной давности,документы с коротким сроком действия для ФМС – а оформляли их только раз в неделю.Сбор документов был нелегким, но, будучи полностью законопослушным, я делал требуемое.Конечно, на это ушло время – особенно жаль того, которое я провел у нотариуса забесчисленными заверениями и переводами (если бы я был русским, то, думаю, обогатился бы,открыв сеть нотариальных контор). Ирина, которая согласилась сделать мне прописку, жила вполутора часах езды от моего дома и также полутора часах езды от моего офиса. Я прокатилсяпо этой дороге – без преувеличения – раз сорок. За документами, за контрактом прописки

(его переделывали трижды, потому что не было соответствующих бумаг на квартиру), зафинансово-лицевым счетом и так далее, и тому подобное. Я потратил эти сотни часов надокументы, отрывая их от работы; я принял это как необходимость – мой работодатель былвсе равно не в состоянии оформить рабочую визу.

Потребовалось три месяца, чтобы собрать все необходимое и подать заявку на разрешениена временное проживание сроком на три года. Только россияне или иностранцы, тожепрошедшие через этот процесс, могут понять, что это такое. Собрать документы – это одинпроцесс; подать их в ФМС – совсем другой.

С чего начать? С обязательности личного визита в ФМС, который находится в полутора часахезды от вашего дома или работы? С глупых требований «отмечаться в списках»? Снеобходимости записываться в те же списки на сутки вперед и постоянно быть неподалеку,чтобы никто не вычеркнул вашу фамилию? Рассказать про «перекличку»? Я не знаю, я непонимаю безумия, которое царит в России на этом уровне. Думаю, что сильнее всего на светененавижу эти очереди. Как только вы встаете в очередь, человек, стоящий перед вами иливстающий после вас, просит «запомнить» его – и отходит в сторону. Я никогда не пойму этойрусской привычки постоянно убегать. Почему они не могут усидеть на месте, простоподождать, не уходить куда-то делать что-то другое? Почему оформлять документы нужно таксложно и неорганизованно?

Я не могу полностью объяснить, что чувствовал – я, иностранец, почти не говорящий по-русски, – кроме глобального одиночества среди серых высоток в начале русской зимы.Евгения все это время ходила со мной: моего знания языка не хватало, чтобы отвечать навопросы, понимать процесс и особенно чтобы заполнить бланк на подачу документов. Те, ктобывал в ФМС на юге Москвы, поймут мои страдания.

ФМС переполнены запросами, Россия привлекает все больше и больше мигрантов. Можетбыть, поэтому мне семь раз отказывали, не принимая мои идеально заполненные абсолютнозаконные документы? РВП, разрешение на временное проживание, как мне сказали потом,это своего рода испытание для иммигрантов. Может быть, существуют инструкции,предписывающие мешать заявителям, а может, это попытка создать фильтр для десятков, а тои сотен тысяч запросов, которые проходят через ФМС Москвы? Не знаю. Я не могу объяснитьсемикратный отказ принять мои документы и привычку русских бюрократов придираться кмелочам. То бланк неправильно заполнен, то имена не в том порядке, то запятые, то индекс…При этом нигде не было ни единого образца заполненных документов. Конечно, каждый разнужно было запрашивать новую выписку из домовой книги и финансово-лицевой счет, так каких срок действия истекал. А время не стояло на месте, а документы, полученные из Франции, иапостиль на справке о несудимости был действителен только три месяца.

Какая прелесть! Мне нужно было семь раз получить отказ и семь раз уйти разочарованнымпотерей времени и безумием бюрократической системы и полной дезорганизацией процесса.Но более всего меня выводили из себя не отказы, а повторные подачи документов. Каждый

раз я приезжал к зданию ФМС в 6.30 утра, чтобы пройти перед инспектором во второйполовине дня. Переполненные работой, инспекторы вместо того, чтобы дидактически четкообъяснить, как правильно заполнить документы с первого раза, ухудшали положение, кричана посетителей и унижая их. Люди ошибались, возвращались, увеличивая толпу…

Мы должны были ждать. Сначала на улице, у еще закрытого здания ФМС, потом – вкоридорах, постоянно «отмечаясь» в списках. В полдень здание ФМС закрывается на обед, ите, у кого нет автомобилей, должны ждать снаружи, в дождь, снег или ветер. Мне оченьповезло: среди серых высоток я нашел гастроном, где продавали хлеб и сыр. Годом ранееодин из моих хороших друзей, тоже подававший документы в ФМС, не нашел рядом со своимотделением ничего похожего и просто стоял снаружи. Страдая, я понимал, что нахожусь не всамом худшем положении. А вечером мы слышали роковое: «Все! Приходите завтра!» – ирасползались по домам, чтобы назавтра снова ждать, ждать, ждать… Каждый раз я уходилвымотанный борьбой с ФМС, как после боксерского поединка. В моей голове воцарялся хаос.Не было смысла, не было сил, не было времени, не было никакой логики в словах инспектораФМС.

Честно говоря, я не понимаю, что мешает инспектору нормально разговаривать спосетителями. Конечно, это может быть вопросом эпохи. Мне сказали, что во Франции вшестидесятых годах прошлого века чиновники были еще сварливее, чем в ФМС Россиисегодня, но мне трудно в это поверить.

Инспектор говорил со мной так, будто я был собакой или другим животным. Я люблюживотных и никогда не говорю с ними плохо; речь об общем отношении. Никогда в жизниникто не обращался со мной так, как инспекторы ФМС. Конечно, я понимаю, что инспекторысрывают свой гнев и горечь на иностранцах. Но принципиально не следуя логике, ничего необъясняя, не создавая простых и понятных шаблонов, они сильно усложняют свою работу исоздают еще больше проблем. Умом Россию не понять, и особенно не понять ФМС.

Однажды я стал свидетелем удивительной сцены. Украинец, который жил в Бутово, в районена юге Москвы, стукнул кулаком по столу как по барной стойке и заявил инспектору:

– Мне нужны документы на проживание на пять лет, а не на три года.Я ошеломленно смотрел на него. Вот именно такие идиоты были источником

раздраженности, усталости и в общем поведения всех инспекторов ФМС. Но я ничегоподобного не делал – а меня снова отправляли стоять в очереди по восемь часов в день.

Когда мы в седьмой раз пытались подать мое досье, в одном документе не хватало индексагорода, но было место, чтобы его подписать. Инспектор могла бы дать нам просто написатьшесть цифр, которых не хватало. Но нет, она перечеркнула красной ручкой две страницыбланка и написала большими буквами: ИНДЕКС. Я смотрел на нее не двигаясь. Было пять часоввечера пятницы, мы ждали с раннего утра и теперь должны были переписать все заново. Адпредстал передо мной. И что я делал бы, если бы у меня была работа, которая не позволяла бымне терять так много времени?

Опять нужно было идти, ловить машину, чтобы доехать до метро, проехать пятнадцатьстанций до дома и готовиться к новой неделе походов в ФМС, говорить моему боссу, что яснова отъеду на целый день, и Евгения должна тоже отпроситься на работе, а этот день нам

никто не оплатит. Насколько я ненавижу этот период моей жизни и его влияние на нашизарплаты! Скажите мне, как поступают русские, вынужденные часто делать различные бумаги?

Однажды старый грузин столкнулся с молодым инспектором в джинсах с заниженнойталией и пирсингом в пупке, которая пыталась объяснить ему, что Советского Союза большене существует. Я не знаю, была ли это шутка или нет, но тогда мне в очередной раз отказали вприеме моего досье из-за того, что я поставил кавычки там, где, по мнению инспектора, их недолжно было быть. И тут беспрецедентное разочарование и злость ударили мне в мозг. Явспоминал сценку из комедийного сериала – пожилая пара снова и снова приходит в ФМС, икаждый их визит заканчивается фразой робота-инспектора: «У вас не хватает справки из…» Напятый или шестой раз они отдали инспектору вместо досье – гранату, вначале выдернув изнее чеку. Забавно и радикально, но самое главное – вполне адекватно для того, кто бывал вФМС.

На восьмой раз у меня наконец приняли документы на разрешение на проживание. Почтишесть месяцев спустя, в марте 2010 года, я позвонил в ФМС – мне сказали, что документготов. На следующий день я побежал за ним и узнал, что он готов, но не совсем. Я должензарегистрироваться и предоставить новые документы.

– Все это будет в районном ФМС, а не в окружном, – сказала инспектор, поставив штампРВП в мой паспорт.

Рассмотрев штамп, я увидел орфографические ошибки в своем имени.– У вас есть семь дней, чтобы зарегистрироваться! – рявкнула инспектор.Был вторник. Я помчался в районный ФМС, чтобы узнать, как получить заветную

регистрацию. Меня встретил молодой флегматичный крупный блондин, инспектор по имениЮрий, почти погребенный под грудой документов, громоздившихся на его рабочем столе. Онзачитал мне список документов, которые я должен был ему принести, он даже смогприспособиться к моему неидеальному русскому.

В тот день я стал свидетелем удивительной сцены. После встречи с Юрием я сидел вкоридоре и записывал все, что он мне сказал, чтобы не забыть ни одного документа. В этотмомент Юрий вышел из своего кабинета и стремительно двинулся к выходу из здания.

Он вернулся в сопровождении десятка молодых азиатов (видимо, гастарбайтеров, вероятно,арестованных потому, что они были без документов). Он громко раздал приказы и провел их вкамеру возле своего кабинета. Я не мог поверить своим глазам. В России инспектор ФМСможет посадить двенадцать взрослых мужчин в клетку единственно звуком своего голоса истрахом, который он внушает. Такое невозможно во Франции. Двенадцать иностранцевлинчевали бы инспектора службы миграции, не задавая вопросов, и нужно было бы какминимум двенадцать полицейских, чтобы им помешать. Но, очевидно, Юрий чувствовал

собственную безнаказанность.В среду ФМС не работал; пятница была последним днем, когда я мог получить выписку из

домовой книги. В понедельник был праздник 8 Марта, вторник оставался единственным днем,когда я мог зарегистрироваться. Я собрал все документы и за час до открытия пришел врайонный ФМС в сопровождении Ирины. Она должна была присутствовать и подписыватьофициальные документы заинтересованных сторон. Молодая мама, она должна была провестисо мной весь день в переполненном ФМС. Во время открытия Юрия не было на месте. Всеутро его помощник периодически появлялся в коридоре, каждый раз мы спрашивали его оЮрии и получали неизменный ответ: «Да-да, он скоро будет». Потом пришло время обеда.После обеда коридорчик заполнился людьми, некоторые теряли терпение и уходили. Вчетыре часа вечера помощник вышел и сухо сказал:

– Лейтенанта Юрия сегодня не будет.Я стоял ошеломленный, с ужасом представляя себе, что мне придется переделывать все

досье.Ирина буквально прыгнула на заместителя, объясняя нашу ситуацию. Флегматичный

товарищ неопределенно ответил, что нужно подойти в следующий четверг, хотя срок длярегистрации уже истечет. Ирина сказала мне следовать за ней, и мы пошли в офис пососедству, кабинет главы ФМС.

Было без двадцати пять, и эта женщина приняла нас. Есть Джоконда, есть Моника Белуччи, атакже есть начальница этого районного ФМС, завершающая трио. Нервный и потный,вымотанный физически и морально, я предстал перед ее сверхъестественной красотой. Онаказалась не очень занятой, но ее взгляд говорил о желании покинуть офис и уйти домой.Ирина объяснила ситуацию:

– Нам нужно просто штамп в паспорте.Это прекрасное создание несколько секунд рассматривало меня, потом с недовольным

видом достало печать. В этот момент зазвонил её телефон Vertu, она посмотрела намобильник, схватила его – ее декольте показалось мне бесконечным, а к правой груди прилипкрупный золотой крест. Затаив дыхание, я поднял глаза – и увидел портрет президента РоссииДмитрия Медведева, с серьезным лицом и в темном костюме. Опустив глаза, я увидел, что упрекрасного создания, болтающего по телефону, восхитительное тело: длинные ноги икрасивые формы. Увешанная украшениями, начальница ФМС казалась похожей на восточнуюпринцессу. С французской точки зрения она была воплощением коррупции с заглавной буквы«К», злом в его самом лучшем виде. Но это зло поставило мне штамп в паспорте, и япочувствовал, что заключил пакт с дьяволом.

Я получил свое РВП и стал в какой-то степени русским гражданином.Штамп мне поставили в последний легальный час последнего легального дня дозволенного

срока. Очень часто в России все делается в последний момент, когда ситуация кажетсясовершенно безвыходной. Когда я получил РВП, то узнал, что для выезда из страны мне нужнавиза. Платная. Вы себе можете такое представить? Еще лучше: ее нужно ждать две недели! Мнене нужно было часто выезжать из страны, и я был этому очень рад, а вскоре закон изменился,стало возможным оформить многократную визу для выезда.

Довольно странно быть вынужденным платить за право выезда из страны, в которойживешь как иностранец.

После РВП мне нужно было получить разрешение на работу – разумеется, самостоятельно.Через неделю я пошел по адресу, где счастливые обладатели вида на жительство моглиполучить разрешение на работу, и получил «приятный» сюрприз. Здание, расположенное наАрбате, было пусто. Пытаясь понять, куда ушли все люди, я встретил русского, который сказал,что этот ФМС переехал на север города. Я вернулся на работу и нашел адрес, по которому иотправился на следующий день.

Новое помещение ФМС было расположено на севере столицы, на полпути междупоследними станциями двух линий метро, оранжевой и серой, то есть в крайнетруднодоступном месте. Я сел в автобус около станции метро «Алтуфьево», вышел недалекоот ФМС и спросил дорогу у пожилого русского мужчины, который вместо ответа плюнул намои ноги. Он, похоже, не был рад потоку иностранцев…

В новом здании было грязно. Когда я пришел, на входе ждало несколько тысяч людей,большинство из них – азиаты. Ничего не было организовано, и говоря это, я имею в виду «небыло даже туалета». Те, кто ждал целый день, мочились на улице вокруг здания.

Очередь до окна инспектора заняла у меня четыре дня. Четыре дня. По десять часов очередив день, чтобы, наконец, подать документы.

Эти четыре дня показались мне еще более драматичными, чем ожидание разрешения навременное проживание. На этаже, где я должен был подавать документы, очередь быладезорганизована между двумя окнами: РВП без квоты и РВП с квотой. Несмотря на то что двоелюдей организовали два списка, все превратилось в постсоветский бардак, которому нетравных на планете. Некоторые люди ждали по пять дней. Во второй половине четвертого днямоего ожидания внезапно вспыхнула драка, люди начали кричать и ругаться. В конце концоввсех утихомирили вопли сотрудников ФМС, которые вышли из своих кабинетов.

Когда двери закрылись, молодая женщина, инспектор ФМС, буквально сошла с ума: всталапосреди холла и начала кричать:

– Вы все сумасшедшие, все, вы посмотрите, вы как тараканы ведете себя, как стадотараканов, я вас ненавижу, я не могу больше!..

Я решил снять эту сцену на мобильный телефон; некоторые русские, увидев это, поступилитак же. Один из участников потасовки спросил меня:

– Нет, но вы же не снимаете сейчас?– Представьте себе, я не только снимаю, но и выложу это сегодня в Интернет.Концерт оскорблений и потасовка перед дверью продолжались, пока не подошла моя

очередь войти, а затем представить свои документы. Получение разрешения на работупроизводилось без очереди. В тот день, когда я вышел из того кабинета, приемная была почтипуста, потому что я прошел почти последним.

Выйдя из ветхого здания, я впервые почувствовал, что мне стыдно быть здесь и участвовать

в этом. Как власти позволили такому существовать?За те шесть месяцев, что я подавал свои абсолютно легальные документы, оформляя РВП и

разрешение на работу, делал все в соответствии с процедурами, я потратил, наверное, полныймесяц в ожиданиях, дорогах туда и обратно, а также различных административныхпроцедурах. Как это возможно?

Новое испытание ждало меня, когда я получил разрешение на работу, многократную визу изатем наконец мог успокоиться.

После одного года РВП можно запрашивать и получать вид на жительство – самый лучшийдокумент для иностранца. Это не только реальный паспорт для иностранца, но и возможностьлегально работать, и он действует в течение пяти лет. ВНЖ дает своему владельцу такие жеправа, как белорусу в России. Если бы кто-то сказал мне, восемнадцатилетнему серфингистуафриканского побережья, что через четырнадцать лет я захочу претендовать на правабелоруса в России, я бы не поверил. Однако в начале 2011 года я решил получить вид нажительство. Процедура была по существу такой же, как и для РВП, мне просто пришлось всепеределывать с нуля и оформлять новый контракт с владельцем квартиры – уже на пять лет.

Прежнее свидетельство на собственность Ирины стало недействительным, и она былавынуждена заменить его, получить более современную версию. Время шло, проходил срокдействия для некоторых других документов. Несколько раз мы собирали документы сограниченным сроком действия. Снова меня поглощал стресс: с одной стороны, мучили всеэти бумажные дела, а с другой – нападал мой разъяренный работодатель. Я дошел до такогосостояния, что даже думал бросить работу для того, чтобы спокойно подать все документы.Иногда мне казалось, что я схожу с ума…

Для получения ВНЖ нужно было пройти новые медицинские тесты, более углубленные исерьезные. Их делали в разных клиниках, и я должен был пройти их один за другим, чтобы вконце концов получить единый сводный сертификат и предоставить его при подачедокументов.

Зима выдалась особенно холодной. На юге столицы, на Севастопольском проспекте, водной больнице занимались рентгенами снимками, анализами мочи и крови. Когда я пришелсдавать анализы, то надеялся управиться за один день, а потом доктор сказала, что я долженвернуться на следующее утро. Я не все разобрал в речи этой пожилой женщины и попросил ееповторить, она разозлилась и швырнула мне через стол мой паспорт. Он упал на пол, что,казалось, совсем не обеспокоило доктора. Она повернулась ко мне спиной. Мой французскийпаспорт валялся на полу. Я думал о том, что мне снова придется ехать два часа до дома,звонить боссу и говорить, что мне нужен еще один отгул, чтобы сдать анализы; начальникразъярится; мне снова нужно будет встать в пять утра и тащиться по тридцатиградусномуморозу черт знает куда, чтобы успеть попасть туда с семи до семи тридцати. Прибавьте к этомуто, что анализы сдают на голодный желудок.

На следующее утро я приехал пораньше, за сорок пять минут до начала работы больницы.

Помещение было незаперто, но мы обязаны были ждать снаружи. В сердце промышленнойзоны я должен был сорок минут торчать на улице в минус двадцать пять по Цельсию! Может,для кого-то из русских это и не лютый холод, но за последние двадцать минут ожидания япросто заледенел. А потом оказалось, что не только замерз, но и простудился.

Этот день был одним из самых холодных в году. Я пытался не дышать, а, начиная двигаться,замерзал еще больше. Я так стремился успеть вовремя подать документы, что с ужасом думал:«Неужели придется возвращаться?!» Мне нужно было быть настойчивым, но я много разспрашивал себя, что я здесь делаю.

Наконец нас запустили внутрь. Медсестра взяла у мня кровь из пальца, поблагодарила меня,и это было все. Мой палец обтекал кровью, но мне не дали ничего, чтобы ее стереть, – ниваты, ни бумажного платка. Я надел перчатку прямо на кровоточащий палец и пошел дальше.

Мне нужно было отнести баночку с мочой в комнату, где было темно. Подсветив себеэкраном мобильника, я увидел другие баночки с мочой, расставленные на столе, каждая –поверх листочка с именем пациента. Забеспокоившись, как бы мои анализы не перепутали смочой курильщика каннабиса, я решил переставить все баночки мочи, около пятнадцати, водин конец стола, оставив, таким образом, половину пространства для своей тары. И когда яусердно переставлял баночки почти в полной темноте, голос спросил меня:

– Вы что тут делаете?И вдруг включился свет. Комната была разделена на две части стеклянной стеной, из-за

стекла на меня с ужасом смотрела медсестра. Я поставил баночку с мочой и смущенно сказал:– Нет, ничего, все хорошо, спасибо, до свидания!

Подача документов для ВНЖ была еще большим кошмаром, чем все пройденные мной. Мнепонадобилась неделя, чтобы подать документы. Стоял крайне холодный март – во Франциизимой не бывает так холодно. Почему-то со мной обращались очень странно. Инспектор ФМСдобавляла к списку все новые и новые документы: сперва требовала один, а потом, когда яприносил его, выстояв в очереди часов пять, велела принести другой, которого тоже не былов изначальном списке, потом третий. Это с какой целью? Чтобы я возвращался четыре раза?

Нет проблем! Я упрям, а ВНЖ стал одной из моих ключевых задач: я хотел окончательныйстатус, свой грааль, чтобы стать почти гражданином России.

Во время подачи документов на ВНЖ я просто не смог заполнить бланк, это было слишкомсложно. Около ФМС мне предложили заплатить за заполнение, и я отдал 1500 рублей,сэкономив себе десяток часов жизни и неисчислимое количество сил.

По непонятным причинам в финансово-лицевом счете появился номер моего старогопаспорта, и это после того, как я побывал в ЖЭКе и попросил внести изменения. Так что я былвынужден вернуться в ЖЭК и там «ругаться». Работник ЖЭКа явно запаниковал от того, чтонеправильно зарегистрировала иностранца, и совершил непоправимое: скопировал мойновый номер паспорта с ошибкой. Я не проверил, правильно ли она скопировала шесть цифри три буквы, отнес документы в ФМС – вторая ошибка и второй отказ. Я снова вернулся в

ЖЭК, проверил номер паспорта, и теперь его написали верно… Но по необъяснимой причинесотрудник ЖЭКа изменила мое имя с Александра на Александру. Почему? Только Бог можетобъяснить.

Мне понадобилось три попытки, три похода в ЖЭК и ФМС и огромное самообладание,чтобы получить и сдать финансово-лицевой счет. Мой Бог! мой Бог! Сколько потерянноговремени!

Как это возможно, что в России ни нотариус, ни сотрудники, казалось бы, обученныеработать с документами, не могут скопировать десяток данных без ошибки?

Самое удивительное было еще впереди. Досье для подачи документов было довольнотолстым, и у меня были все необходимые бумаги, сложенные по списку. Мне казалась, что такбудет логичней: инспектор откроет папку, возьмет список и проверит документы один задругим.

День был напряженный – пятница – и серая масса людей, желающих вида на жительство,бурлила особенно оживленно и беспорядочно. Инспекторы пребывали в очень плохомнастроении. Тот, который взял мое досье, посмотрел на меня и крикнул:

– Что ты здесь стоишь?На его языке это означало: «Дай мне твои документы». Я подошел и передал папку, он резко

схватил – и все бумаги, которые я разложил по списку для того, чтобы облегчить ему работу,разлетелись. «О нет, все, теперь точно придется возвращаться на следующей неделе», –подумал я. Но нет, инспектор поднял документы и разложил их один за другим, громкожалуясь на свою работу и зарплату.

Изнуренный очередями на морозе, недельным ожиданием права просто передатьдокументы, я представил себе, как во Франции в такой же ситуации хватаю инспектора заворотник, встряхиваю и говорю: «Перестань мучить меня, делай свою работу, или я убью тебяна месте». Или, может быть, я дождался бы его на улице и избил бы, как в «Бойцовскомклубе».

Но я был в России, и мне пришлось терпеть, с большой буквы «Т».Особенно внимательно инспектор проверял анкету, в которой нашел и ошибки, и

неточности – и хотел было вернуть ее мне, но я сказал, что этот документ заполнял ихсервисный центр и что я заплатил за это. Заметно расстроившись инспектор наконец, решилсявзять мои документы.

В России, безусловно, все возможно.

К метро я шел в смешанных чувствах. Конечно, я настоял на своем, добился чего-то важногос огромным трудом, но если я выберу жить в России, мне всегда придется так мучаться?

К счастью, ФМС Петрозаводска вернул мне веру в то, что чиновники могут бытьнормальными людьми. В Карелии эта система хорошо организована и работает быстро. Когдамы с Евгенией рассказали, как работает ФМС Москвы, людям из соответствующейорганизации в Петрозаводске, они смущенно извинились перед нами от имени правительства

России. Не рушится ли Москва под большим объемом мигрантов?

Получая вид на жительство, я будто видел свет и чувствовал тепло солнца, как во времясвоей первой православной службы. Инспектор протянул мне документ, поздравил меня (!) идаже улыбнулся. Это было как явление солнца среди полярной ночи.

В Москве я снова отправился за регистрацией. Нужно было поставить штамп в паспорте, ноЮрий ушел в отпуск. И снова в последний легальный день после семи часов ожидания врайонном ФМС помощник Юрия проставил штамп в моем драгоценном ВНЖ.

Было около четырех часов прекрасного ноябрьского дня 2011 года. Помощник Юрияпротянул мне документ и пожал руку. Рассмотрев его запущенный кабинет и решетку камеры,расположенной рядом, я посочувствовал людям, работающим здесь.

Тем не менее я думаю, что стал фээмэсофобом. Меня охватывает нервный зуд при одноймысли о том, что мне когда-нибудь нужно будет переделать какой-либо административныйдокумент. То, что я ненавижу больше всего в России, – это ФМС Москвы. Один мой друг тожеоформлял РВП; мы ехали в его машине, разговаривали – и я спросил:

– Ну как, все ли у тебя получается?Мой друг притормозил и припарковался на обочине.– Ты почему остановился?– Знаешь, – ответил он, – эта тема настолько выводит меня из себя, что я не могу

одновременно вести машину и говорить об этом.Очевидно, что ФМС создало тяжелую психологическую травму у большого числа

иностранцев в России.Но вспомните, что различные русские и французские друзья говорили мне, когда я начал

легализовываться: «Даже если у тебя все в порядке с документами, у тебя ничего не получится,все коррумпировано, и ты должен будешь платить». Это оказалось неправдой. Системаработает. У меня на руках есть все необходимые документы, хотя и давшиеся мне огромнымтрудом, и ни один инспектор за время всей процедуры не просил у меня ни рубля. Крометого, вне Москвы эта система может работать вполне нормально: в Петрозаводске, например,можно записываться на прием в ФМС через Интернет, нет никаких очередей или беспорядка,а инспекторы вежливые и доброжелательные.

Размышления о русских женщинахПочему на Западе люди любого возраста убеждены, что русские отличаются от всех

остальных женщин планеты? Нигде в мире женщина не является предметом столькихстереотипов и наваждений, как в России. Читающие мужчины мечтают об Анне Карениной; те,кто смотрит телевизор, мечтают об Елене Лениной, а любители большого тенниса думают оМарии Шараповой или об Анне Курниковой.

Впервые я увидел русскую девушку в Конго, в Черной Африке, где говорят по-французски.Я учился в маленькой школе, с первого класса до окончания. Многие из местных студентовехали учиться в Советский Союз, некоторые из них там женились на русских, а потомвернулись на родину. Так что в нашей школе учились дети русских и конголезских родителей(хотя было их немного). Я учился в одном классе с Дианой, девочкой из такой семьи, ее мамабыла русской. Диана никогда не бывала ни в России, ни в СССР, но, наверное, мама как-тоиначе ее воспитывала – учила тщательнее ухаживать за собой, быть привлекательнееостальных. Я тогда не понимал, чем эта девушка-метиска отличается от других.

Когда мне исполнилось тринадцать, меня отправили на курсы английского языка в такназываемую летнюю школу в Шотландии. Среди 350 студентов из Европы и Японии я былединственным, кто приехал из Африки. Школа владела тремя большими парусниками, астажировка включала в себя четырехдневное плавание. Под палубой располагались кубрики –спальни, одна для мальчиков и одна для девушек. На паруснике я заметил Елену, русскуюдевушку, молчаливую блондинку, которая держалась отстраненно и вообще казаласьзамкнутым человеком. В какой-то момент нам нужно было прыгнуть в море; вода была по-настоящему холодной, но Елена не дрогнула. Наблюдая за ней, я отмечал, как сильно онаотличается от других девушек, и представлял себе ее отца – богатого могучего русского.

У меня сохранилась фотография того времени, на ней Елена стоит на ветру в одной толькофутболке, и лицо у нее такое же отстраненное, как и всегда. Тогда, на этом корабле, вШотландии, я был далек от мысли, что когда-нибудь судьба меня приведет в Россию жить слюбимой.

Снова Россия возникла в моей жизни лишь в двухтысячных. Мой друг Людовик, тожеживший в Бордо, был вечным студентом без планов на будущее. Как и многие из нашегопоколения во Франции, он совмещал учебу и подработку, чтобы пользоваться статусомстудента и в то же время иметь средства к существованию. В этой совсем не стабильнойситуации он влюбился в русскую студентку по имени Соня – и началось его утомительноепротивостояние с «будущей тещей». Мать Сони развелась в России, потом в Санкт-Петербургепознакомилась с французом, который там работал консультантом по архитектуре. Тогда, в

1996 году, для многих русских женщин переехать на Запад означало действительно начатьновую жизнь. Многие из них мечтали покинуть Россию в эпоху кризиса при Ельцине иобосноваться в богатой и стабильной стране. Так что история Сониной мамы была вполне вдухе девяностых.

Она сама уже пережила много трудностей: эмигрировала, выучила французский, нашла своеместо в обществе города Бордо, много и умно поработав над собой, – и она не собираласьвыдавать свою дочь за студента без будущего. Для своей дочери эта женщина хотела«удачного брака»; возможно, у нее были конкретные планы найти богатого жениха, ужезавоевавшего место в обществе, и устроить то, что во Франции называется «красивойпартией». В течение некоторого времени Людовик пережил довольно неожиданный инеприятный опыт межкультурного общения с резко настроенной против него русской«будущей тещей». Он еще не знал, что, завязывая отношения с русской девушкой, получаешь внаследство и ее мать. Последняя стала запрещать Людовику встречаться с Соней, забыв о том,что во Франции дела идут не так, как в России. Поняв, что ее авторитет не действует наЛюдовика, эта женщина принялась обрабатывать его семью. Родители Людовика изумились,когда в одиннадцать часов вечера – это для Бордо очень позднее время, исключающеевозможность стороннего визита, – к ним явилась очень раздраженная женщина с жуткимрусским акцентом, которая принялась угрожать всей семье. К тому моменту родственникиЛюдовика еще не слышали о Соне, поскольку молодые французы мало рассказываютродителям о своих любовных историях. В тот вечер облик России во Франции не изменился влучшую сторону.

Из-за отсутствия результатов мать Сони решила пойти еще дальше. Она позвонила вцентральное отделение полиции Бордо и объявила, что подозревает Людовика всомнительных отношениях, в возможной торговле наркотиками, в поддержке «Аль-Каиды» натерритории данной области, а также в том, что он может быть террористом. На следующийдень Людовика вызвали в полицию. Полицейский сообщил ему о том, что нужно проверитьего лояльность; все было довольно дружелюбно. Людовик рассказал, что эта женщина ужедавно его достает, и полицейский спросил:

– Что ты в ней-то нашел, в этой девице? Она русская? Она же не единственная русская вгороде! Послушай, ты не хочешь выбрать себе другую? Спи с другими, участвуй в групповухах,делай что хочешь, но чтобы меня больше не дергали.

Однако Людовик не отступился. Он переждал грозу. Со временем мать Сони успокоилась.Она отказалась присутствовать на свадьбе своей дочери, и ей потребовалось лет десять, чтобыпонять, что Соня и Людовик любят друг друга. На протяжении всех этих лет русская тещаЛюдовика по-прежнему старалась вмешаться в жизнь своей дочери.

Эта история не обелила образ России в Бордо и образ русской тещи – лично для меня.Когда я приехал в Россию, то увидел, что так – почти везде.

Я всегда удивляюсь роли, вернее, весомости тещи в России. Мой сосед объяснил мне, что

это невероятно серьезная проблема.– Теща, Саня, – это самая большая беда на земле. Они все время давят, во все лезут, всех

теребят – твоей дочери уже сороковник, у нее свои дети, она уже давно живет отдельно;оставь ее уже в покое, дура, не мешай людям жить! Так нет же… Моя вон все время звонит.Честно, иногда вечером после работы жена с ней по два часа на телефоне висит – болтает нио чем, потому что мать позвонила просто так. Представляешь себе? Меня это просто бесит!

Сколько знакомых французов рассказывали мне, что их русским девушкам постояннозвонят мамы – и неважно, на свидании ли, на вечеринке, на работе, – и надо ответить иговорить. И никто не упомянул даже, чтобы русская девушка не ответила на звонок илисказала маме: «Послушай, я сейчас занята, перезвоню попозже».

Сколько раз я слышал, как мои коллеги говорят в трубку: «Привет, мамочка!» Опять мама!Я вспоминаю Алину, свою коллегу, которая хоть и приехала из США, но с мамой

созванивалась по пятнадцать раз на дню (и это не преувеличение). Мы сидели в одномкабинете; однажды я отвечал на электронные письма клиентов, а Алина разговаривала смамой (десятый раз за день). В какой-то момент она прикрыла трубку рукой и сказала:

– Саша, французское вино из пяти букв.Я вначале даже не понял, о чем это она, а потом возмутился:– Алина, какой кроссворд? Ты на работе! И я, кстати, тоже.– Но это же мама спрашивает, – улыбнулась моя коллега, взрослая и, казалось бы,

адекватная женщина.Не знаю, как молодые русские женщины терпят такое постоянное давление; смирились они

с ним, что ли? И почему они так же поступают со своими дочерями? Такие страстные и по сутиконфликтные отношения кажутся мне нелогичными, а порой и вредными.

В моем случае расстояние между Россией и Францией позволило избежать подобныхпроблем. Еще, наверное, длительная жизнь во Франции смягчила характер моей тещи ивоспитала ее по-европейски.

Русские матери защищают свое сокровище, своего ребенка от любых острых моментовжизни, а по сути – мешают ему нормально жить. Пытаются контролировать и сыновей, и –тотально, до безумия, – дочерей. Русские женщины, конечно же, сокровища. В путеводителе«Пети фютэ», написанном французами для французов, есть параграф с названием «Москва в25 ключевых словах»: «девушка – расфуфыренное создание; как правило, француженкивыглядят серовато на фоне русских девушек, особенно зимой, так как им сложноприспособиться к изменению климатических условий». Параграф заканчивается следующимобразом: «Вам будет довольно сложно отстаивать репутацию элегантности, страшное бремяФранции». Я думаю, что эта статья была написана женщиной для женщин – они относятся кэлегантности с бол́ьшим пиететом, чем мужчины.

В 1842 году секретарь посольства России в Париже Виктор де Балабин, принимая пост,замечает, что русские и французские барышни явно соперничают друг с другом вэлегантности, и очень интересно описывает это в своем дневнике: «…француженки в ихнарядах для повседневных прогулок, элегантных, но простых, имеют значительноепреимущество (…) Несмотря на это, вечером в салонах и на балах наши превосходят их сперва

туалетами, всегда свежими и с хорошим вкусом, потом прекрасным, всегда немного строгимвидом, который придает им изысканность». Большинство мужчин соглашаются с этим,особенно те из них, кто пережил маркетинговую кампанию, которая сопровождала русскуюженщину с момента ее появления на Западе в девяностых годах, после падения железногозанавеса. Всемирный успех «русской женщины» – логичный. Мы увидели, как из Россииприехали самые красивые манекенщицы планеты, первые теннисистки планеты. Но этомууспеху сопутствовала и волна отрицательных стереотипов. Русскую женщину часто описываюткорыстной и бесчувственной змеей с кошельком вместо сердца и с мозгами такими жепустыми, какими светлыми и гладкими кажутся ее волосы. Все это несправедливо – и похвала,и порицание, – и тем не менее кажется, что русские женщины ничего не делают для того,чтобы разрушить эти клише, а наоборот, используют стереотипы в своих интересах.

В девяностых множество русских женщин переехало на Запад. Первые иностранцывозвращались из России с красоткой-супругой. По телевизору, на модном дефиле, вглянцевых журналах и в фильмах и, к сожалению, на тротуарах больших европейских городовпоявилась и упрочилась славянская красота. Но она завоевала мир в самый неудачный момент,когда Россия мешала женщинам смотреть на будущее трезво. Для многих мужчин на Западевообще и во Франции в частности русская женщина стала мечтой, которая может сбыться, ивесьма недорого, в то время как на Западе подскочил спрос на русских женщин и из Россиипобежали красотки в поисках тепла и лучшей жизни.

Множество тех браков, которые заключались через брачные агентства или после случайныхвстреч, закончилось эмоциональными катастрофами. Опять-таки мне кажется, что русскиематери несут большую ответственность за эту трагичную ситуацию. В тяжелые девяностыегоды многие из них заставляли своих дочерей «идти замуж за богатого», толкая их в объятиянезнакомых иностранцев. А западные мужчины, страдающе от нехватки любви или отодиночества, обратились к русским брачным агентствам за послушными женами, от которыхожидали пожизненной благодарности за спасение от безнадежной жизни в России.Недопонимание и иллюзии оказались взаимными.

Да, русская женщина сегодня уже не ожидает наивно счастья с иностранным богачом. Но онапо-прежнему привлекает своей красотой. В этой сфере ничего не изменилось: у красотырусских женщин нет эквивалента. Как это возможно? По мнению Елены Лениной, источникэтой красоты – в многонациональности и богатстве человеческих фенотипов России. Но этоочень материалистическое объяснение. Прожив пять лет в России, я не устаю восхищатьсянеземным обаянием некоторых женщин, их походкой, нарушающей законы земногопритяжения, и все это для меня остается необъяснимой загадкой.

Иностранцев, приехавших в Москву, изумляет изобилие цветочных магазинов, работающихв любое время года. Это даже отдельная тема для разговора у иностранцев: как приятносмотреть на парочки, разгуливающие по аллеям парка Горького с букетами в руках. А то, какреагирует русская женщина на подаренные ей цветы, волнует приехавшего в Россию

иностранца.Во Франции сильно изменился метод завоевания сердца: приглашая даму, которую хочешь

соблазнить, на чашку кофе, нужно быть очень осторожным. Прийти с букетом цветов,придержать дверь женщине, когда она входит, подержать стул, чтобы она села, – все этижесты могут воспринять неправильно. Того, кто обходит свою машину, чтобы открыть дверьпассажирке, могут обвинить в том, что он «мачо старой закалки». То есть фаллократ, которыйпревозносит свою мужественность и считает женщину нижестоящим существом, и думает, чтоона годится только для домашних дел. Феминизм перенастроил умы западных женщин.

Тот, кто уже ездил в московском метро в Москве с букетом в руке, поймет безмерноевлияние цветов на русских женщин. Глаза смотрят на цветы, на того, кто держит букет…Иногда даже чересчур пристально. У моей коллеги Даши были сложные отношения ссупругом – курдом из Турции. Он нашел способ снять напряжение: покупал жене цветы, и онаему все прощала. Часто, замечая довольный вид Дарьи, получившей букет роз прямо в офис, японимал, что она забыла о последних ссорах с мужем и о своих претензиях. Тогда яспрашивал себя: неужели этого достаточно? Я наблюдал за ее реакциями и вспоминал«Идиота» Достоевского. Автор описал французов как коварных и лицемерных соблазнителейи утверждал, что нет никого наивнее русской женщины.

Возможно, Достоевский прав. Русские девушки слишком наивны и в то же времянедостаточно уверены в себе. Мне кажется, что эта нехватка самоуверенности связана с тем,что они делают основную ставку на собственную внешность. Общество в ответ решает, чторусские озабочены только своей красотой и желают только покупать и покупать. Надопризнать, что сила русских женщин не всегда видна с первого взгляда, скрыта за макияжем илаком для ногтей. Неужели девушки боятся отпугнуть потенциальных мужей?

В конце концов я понял, что в России царит скрытый матриархат.– Как приятно для души знать, что ты в семье самый главный, – сказал один мой

французский друг.Мы сидели в баре на Маяковской, одни, без жен, беззастенчиво пялились на красоток и

обсуждали жизнь в России.– Ты ошибаешься, – ответил я. – Ты просто управляющий директор, но ты не имеешь

полного контроля над делами.Он посмеялся и выпил; он прекрасно знал, что я прав. Русская женщина – глава семьи, но

она никогда не хвастается этим. Это парадоксально! Женщинам часто приходилосьсправляться самим, работать, воевать; СССР рано предоставил им многочисленные права, втом числе и зловещие, вроде права на аборт. Во Франции ситуация обратная, там феминизмдиктует небрежное отношение к внешности (красивая = глупая), а домашнее хозяйство частооказывается заброшенным. Это понижает эротизм в обществе. Молодые француженки давноведут современный и феминистский образ жизни, по которому быть привлекательной якобынесовместимо с социальной или профессиональной жизнью. Я был удивлен, узнав, чтосоветский «Семейный кодекс» способствовал расширению прав женщин на «работу иматеринство» и гарантировал большое число новых свобод: доступ к медицинскому уходу ирынку труда, а также помощь в области образования и ухода за детьми. Позже, в 1921 году,

Ленин заявил, что 8 марта станет «Международным женским днем». Ленин напомнил, чторавенство мужчин и женщин является необходимым условием для появления новогообщества. В России аборты были легализованы в 1917 году, а избирательное право женщиныполучили в 1918-м. Для сравнения: французские женщины получат право голоса только в 1944году, право на аборт – в 1975-м, и только в 1982 году женский день официально объявлен воФранции. Невероятно, что западные женщины сегодня все еще требуют права, эквивалентныетем, которые были у советских женщин век назад, только без эротизма.

Я наблюдал за Соней и Людовиком, пока жил в Бордо. Оставшаяся сексуальной Сонявозбуждала зависть и ненависть француженок. А Людовик сиял. Однажды Соня объяснила мнепреимущество русской женщины:

– Мы опережаем других женщин на пятнадцать минут. Утром я просыпаюсь и привожу себяв порядок еще до того, как встает мой муж. Русская женщина запрограммирована для того,чтобы превратить в настоящий праздник первый утренний поцелуй. Таким образом, муж у неесчастливый, потому что он всегда видит в ней самую красивую. А это всего пятнадцать минут вдень. Прочность и долговечность супружеской пары зависит от этих пятнадцати минут, ипреимущество русской женщины над конкурентками также заключается в этом. Я думаю, чтоименно по этой причине русских женщин любят, они способны быть более красивыми иухоженными, даже по воскресеньям с утра или когда надо выносить мусор на улицу.

Я послушал эти объяснения и тогда впервые подумал, что было бы неплохо когда-нибудьжить с женщиной, которая будет вести себя примерно так. Позже один француз подтвердил,что его жена была настолько ухоженной и красивой, что когда он смотрел на нее, то виделперед собой весну.

Другой мой приятель, тоже француз, однажды болел и попросил жену сходить залекарствами в аптеку – в соседнее здание. Жена двадцать минут собиралась, чтобы невыходить неухоженной!

Эти русские женщины – невероятны. Во Франции средняя молодая женщина считает, что неухаживать за собой – самый лучший способ привлечь такого мужчину, который оценит ееличность и ум. Таким образом, европейский феминизм лишил повседневную жизнь красоты иэротизма, а мужчины стремятся к этому, и мне кажется, что именно это им нравится в Москве ив России.

Чрезмерная женственность все-таки нехороша. Помню, как после тяжелого рабочего дня ипотерянного времени в пробках я увидел в магазине Икеа очаровательную куклу, стоящуюрядом с тележкой. Я попросил ее оттолкнуть тележку, но она – в облегающей ультракороткойюбке и с великолепным маникюром – ответила, что это не женское дело. Тогда я приуныл,представив себе Москву большой фермой по выращиванию таких вот куриц, которым красотаслужит причиной не притрагиваться ни к сумкам (их должен носить муж), ни к тележкам всупермаркете. Мне захотелось спросить эту куклу, позволяет ли ей маникюр хотя бы готовитьеду дома.

Я помню, что впервые осознал эту проблему, сидя в ресторане недалеко от дома. В туалетеодин посетитель разговорился со мной и, услышав, что я француз, стал настаивать, чтобы яприсоединился к его компании хотя бы на несколько минут.

Как это часто бывало, я постарался завести разговор о женщинах (еще я люблюразговаривать с русскими о политиках), и собеседник указал на великолепную брюнетку летдвадцати.

– Видишь? – сказал он. – Эта красивая девушка только что получила в подароквнедорожник Mercedes от своего мужа. Вчера ее остановили, потому что она ехала по районусо скоростью в сто пятьдесят километров в час. А теперь посмотри на ее ногти.

На кончиках пальцев брюнетки красовались заостренные пластины длиной в несколькосантиметров.

– У этой дуры ногти слишком длинные, чтобы взять документы из собственного пиджака, ипришлось попросить полицейского самому их достать. Вот такая работа у русских ментов! –рассмеялся мой собеседник.

Я попытался себе представить похожую ситуацию во Франции; к счастью, я думаю, что такоеневозможно. Не думаю, что мужчине будет приятно жить с женщиной, похожей напроститутку, это уже предел. Но наблюдать за тем, как танцевала брюнетка с длинныминогтями, было очень приятно.

Я думаю, что нет города эротичнее Москвы, однако друзья советуют мне съездить в Самаруили в Саратов, они утверждают, что девушки Приволжья – самые красивые. Наверное, стоитраз в своей жизни обойти все ночные клубы столицы, чтобы убедиться, что женская красота –это неисчислимый капитал страны.

Москва же стала столицей тусовки и ночных гуляний. Этого статуса Москва не добилась быбез женщин, которые придают любым вечеринкам оттенок безумия. Как мне рассказалоднажды француз, живущий в Москве: «Девки тут удивительные, если начнешь тусоваться сними, раз они начали, они уже не остановятся!»

Бесконечная русская энергия, о которой я уже говорил в этой книге, проявляется и вобщении с женщинами. В девяностых годах американский журналист Поль Хлебниковрасспрашивал французского экспата в одном из ночных клубов Арбата о жизни в Москве; тототвечал, что все хорошо, но главное – «тут есть женщины, а эти женщины – невероятны. – Ондобавил: – Русские, наверное, еще не осознают, но скоро это станет главным товаром наэкспорт, обойдя водку и оружие».

Думаю, что он не ошибся. Один мой французский друг, женатый на русской, однажды сказалочень точную и показательную фразу:

– Моя жена так капризна! Но всё в порядке, потому что с русской женщиной точно никогдане станет скучно.

Тридцатилетний иностранец в Москве иногда чувствует себя мишенью. Внимание русскихженщин – это что-то страшное. Ты как петух в курятнике, где 70 % кур, скорее всего,недовольных оставшимися 30 % петухов. Я часто слышал от девушек, что русские мужчины –сволочи, они беспрерывно пристают и изменяют; и действительно, в Москве верность длямужчины является коллекционной редкостью. В то же время мне кажется, что женщиныбеспрерывно сканируют пространство в поисках подходящего мужчины.

Однажды я разогревал свой обед на великолепной общей кухне бизнес-центра. Ко мнеподошла молодая блондинка из соседнего офиса, непривычно широко улыбаясь, и наанглийском языке предложила приготовить для меня чай и кашу. Я знал, что кушать кашу всюзиму – значит нормально жить и хорошо себя чувствовать, и согласился, тоже улыбаясь.Блондинка все приготовила и села напротив, чтобы разговаривать, пока я буду есть. Мыпоговорили обо всем и ни о чем. Ольга была из Пензы, хорошо знала английский, только чтоприехала в Москву. Мы на этом остановились, но через несколько дней она пригласила меня инескольких коллег на свой день рождения. Естественно, я принял приглашение, думая, что этопрекрасная возможность познакомиться с сотрудниками других компаний. Но вышло по-другому. Я оказался единственным мужчиной в компании пяти прекрасных молодых женщин,недавно приехавших из Пензы. Мы сидели в модном баре. Этот вечер оказался одним изсамых скучных в моей жизни. Я искал способ сбежать от этих очаровательных богомолов,которые осаждали меня глупыми вопросами о Франции и Италии и рассказывали о том, какплохо жить в Москве, но все-таки лучше, чем в Пензе. Когда я воздерживался от участия вобщем разговоре, девушки начинали рассматривать других мужчин; в иные моменты мнеказалось, что они оживленно беседуют о сумках. Кем я там был, кавалером или статистом?

Холодным днем зимой стоишь на платформе в метро и под грохот старенького поездажаждешь уехать из России навсегда. Тогда достаточно повернуться и увидеть ангельскоесовершенство, прямо тут, на платформе, не дальше метра от себя. Как-то раз вечером молодаяженщина, которая просто стояла рядом и, видимо, поняла, что я не русский, просто положилаголову мне на плечо. Это было так тихо и естественно, что я подумал, будто она заснула стоя;но нет, у ее отражения глаза были широко открыты. Я резко пошевелил плечом, и она отошла,сказав невнятное: «Извините».

Тяжелый период девяностых годов, кажется, породил настоящую патологию: желание денеги болезненную и навязчивую идею найти иностранного мужа. Конечно, сейчас все это не такярко выражено. Все чаще мои русские подруги соглашаются, что человек не может бытьидеальным мужем ТОЛЬКО потому, что он иностранец, и что шансы найти богатого мужа средирусских, особенно в Москве, выше, чем за границей. Тем не менее некоторые представленияостались. У русской женщины есть еще одна естественная навязчивая идея – пользоватьсямужчиной «по назначению»: пусть обеспечивает и кормит ее. Это в порядке вещей. Бедныемужчины! Сколько раз в разговорах я слышал, как французские мужчины не понимаютнеутолимой страсти своих русских спутниц к подаркам или их железной веры в то, чтомужчина должен за все платить. Да, это часто воспринимается как материальное обжорство, номне кажется, что эти черты скорее говорят о женственности и прагматизме.

Ни в одной другой стране я не чувствовал такой важности денег. Я до сих пор удивляюсьнеуловимому контрасту между этой «примитивной и навязчивый жадностью» и резервуаромрелигиозных ценностей, которыми страна еще пропитана.

Недавно мой сосед Тимур за стаканом виски рассказал, что уже восемь лет ищет супругу,которая не будет оценивать отношения с ним по цене сумки, которую он ей подарит. И покаеще не нашел. Думаю, что большие города порождают те же пороки по всему миру, только вРоссии всё преувеличено. Я не могу понять, почему в России столько женщин остаются одни.Они ждут волшебного принца? Я постоянно слышу их разговоры о том, что в Москве нехватает мужчин, но большинство моих друзей, такие славные парни, как Тимур, тоже не могутнайти себе пару. В чем проблема?

Как будто русских женщин заставляют думать, что мужа найти очень трудно, что это требуетусилий, времени, психологии, и больше того – способности соблазнять, а значит, важнеевсего – быть красивой. Поэтому зачастую женщины делают ставку на внешность, считая, что,будучи красивыми, они всё получат. А их мужьям кто-то такой же неправый объясняет, чтожелать стоит только свежести и красоты. Свежесть же быстро увядает, а красота в России – накаждом углу, в каждой деревне. Кроме того, думаю, что волшебных принцев не существует ичто в этом мире мужчины, которые смотрят в будущее, принимают в расчет не только красотуженщины, но и другие качества: моральные ценности, способность быть хорошей матерью илибыть верной и стойкой супругой.

Однажды в Брянске я разговаривал с бабушкой Евгении, она мне сказала: «Русская женщинаценна во времени, потому что она как тростинка. Можешь ее изгибать во все направления, онане ломается». Для меня действительно принципиально то, что основные ценности русскойженщины – не только красота и энергия, но и внутренняя сила.

Встречи с французскими журналистами в РоссииКогда я приехал в Россию, то начал вести блог, который все еще существует здесь:

www.alexandrelatsa.ru. Сначала я хотел рассказать своим французским друзьям о том, какживется в России, описать ее словами и фотографиями. В тот момент я не думал, что этот блогстанет чем-то большим. Я быстро изменил свое мнение, поняв, насколько у России ужасныйимидж за рубежом, созданный из лжи, преувеличений или неприязни.

Часто друзья прислали мне по электронной почте статьи из французских газет сзаголовками, которые звучали тревожно и говорили о России трагическое: то об упавшемсамолете; то о кровавом режиме Путина; то о жестокой коррупции, мешающей людям жить; тоо ночном клубе, сгоревшем в Сибири, и т. д. Изучая эти материалы, я подметил, что это почтивсегда написано для того, чтобы создать негативный образ России. Я обнаружил, чтопрактически нет статей об экономическом росте России, о стабильности рубля или балансегосударственных финансов, и никогда не видел объективных комментариев о моделирусского общества. И самое главное – ни одного позитивного рассказа о людях.

Конечно, русские не умеют себя «продавать», совсем не умеют. В результате западныеевропейцы, особенно французы, не читают переводы русской прессы. А из французскойвыносят мнение о России как об ужасном месте. И тогда я решил, что мой блог будет выдаватьобъективную информацию о России и противоречить некоторым ложным или предвзятымзаявлениям французской прессы.

Моя русская знакомая, прожив несколько лет на юге Франции, сознательно решилавернуться в Россию. Она создала группу в фейсбуке, которую назвала «конец невернымпредставлениям о русских». София рассказывает, что СССР исчез в 1991 году, она не живет визбе, не пьет водку, не бросает рюмки через плечо, сама она – не блондинка, а ее сосед – немедведь.

Многие иностранцы, знающие Россию не понаслышке, говорят, что у этой страны «плохаярепутация» в западных странах. Россия в прессе всегда представлена как композиция из СССР,водки, красивых блондинок и медведей, и все это увенчано ядерными ракетами. Этодиктатура с фальсификацией выборов, в которой не соблюдаются права человека. Над этимиклише можно было бы и посмеяться, если бы они останавливали только туристов, но это нетот случай. У дискредитирования России есть политические цели.

Во Франции Россия имеет плохой имидж уже очень давно. У СССР был довольнопозитивный образ при французской компартии, очень влиятельной в послевоенный период.Во время холодной войны Жорж Марше, Генеральный секретарь Коммунистической партииФранции, сказал о социально-экономическом состоянии СССР: ситуация «в целом

положительная». Но влияние партии начало уменьшатся, образ СССР становился все болееотрицательным. В девяностые Россию охватила своего рода политическая и социальнаяанархия, частично плохой имидж страны сформировался именно тогда.

Для иностранцев в эпоху Ельцина Россия была страной слабой и колеблющейся, как и еепрезидент, который шатался пьяным перед камерами всего мира. Образ атомных подводныхлодок, брошенных или оставленных ракет в Сибири, укрепили имидж России. С социальнойточки зрения, появление олигархов и «русских девушек» как основного экспортного товарастраны не улучшило ее имиджа. Для многих наблюдателей западных стран Россия тоговремени была окончательно разрушена и обречена на исчезновение.

Можно определить третий период, который начался в 2000 году. Страна внезапно сталастратегической силой, с которой нужно считаться. Можно было бы предположить, чтообогащение населения, появление среднего класса, статус основного поставщика нефти и газав Европу или относительная либерализация и политическая стабильность успокоят иудовлетворят иностранных журналистов. Но все оказалось наоборот: у России никогда небыло настолько плохого имиджа, как тот, что сложился во время правления Путина.Журналисты критиковали и с пренебрежением обсуждали авторитарную личность ВладимираПутина. Западная пресса создала его портрет – самодержавный тиран, руководствующийсяантиамериканской неосоветской идеологией. Он даже подвергался критике за изгнаниеолигархов, когда в 2002 году многие французские и немецкие газеты называли этих жебогатеев олигархов ворами и бандитами, членами международной мафии.

Беседуя с Софией, которая все-таки закрыла свою группу в фейсбуке, я решил продолжатьсоздавать более правдоподобную картинку такой России, какой я ее вижу. Мой блог сталпопулярен, мои статьи начали переводить и воспроизводить на русских, итальянских и дажеанглоязычных веб-сайтах. Я увлекся, вошел во вкус, это стало для меня своего роданаркотиком, я был уверен, что нужно распространять объективную информацию и защищатьмнения, которых никогда не найдешь во французской прессе.

После года жизни в России я разругался, думаю, с половиной своих французских друзей.Есть, конечно, расстояние, которое неумолимо ослабляет отношения. Но их подорвало и моеощущение: я чувствовал, что Россия всегда раздражает моих друзей и вызывает у нихнедоверие. Почему? Я не мог понять.

В своем блоге я методично комментировал статьи о России из французских газет. Довольнонеожиданно многие читатели, в том числе русские, живущие во Франции, начали писать мне,чтобы поддержать и попросить продолжать работу. Некоторые французские журналистычувствовали себя относительно неудобно, увидев, как разбирают на части и опровергают ихложь.

На Западе, и особенно во Франции, мир прессы и журналистики изменился. Независимыегазеты практически исчезли, средства массовой информации в настоящее время принадлежаткрупным финансовым или промышленным группам, которые доверили крайне

политизированным редакциям рассказывать французам о мировых проблемах. Новости на80 % перепечатываются у крупных агентств, которых всего три на планете: AP, Reuters и AFP.Беседуя с журналистами из этих агентств, я осознал причину проблемы между Россией иФранцией.

Это касается объективности статей, но и аморальности ряда журналистов из обеих стран.Есть много самодовольства во французской прессе. Она называет себя объективной,

свободной, не зависящей ни от каких политических сил, и все владельцы газет говорят, чтоони не навязывают своим журналистам никакого мнения. Они же говорят, что русская пресса –«на поводке» политической власти Кремля и жестко контролируется тайной цензурнойорганизацией.

Многие европейцы и россияне верят в басни о свободе прессы на Западе. На самом деле вофранцузской прессе очень сильны самоцензура и цензура, но на журналистов давят оченьхитро и тонко. Все ограничено политкорректностью и «невысказанным». Самый известныйпример самоцензуры во французской прессе – это история о внебрачной дочери президентаФрансуа Миттерана. На протяжении более десяти лет внебрачная дочь президента жила в егорезиденции, все журналисты Франции знали об этом, но ни один из них не сделал этуинформацию публичной, не написал статьи; это было государственной тайной.

Большинство французов, проживающих в Москве, действительно недовольны статьями оРоссии во французской прессе. Иногда встречаются настолько нелепые сюжеты, что над нимиможно только посмеяться. Никто, в общем, не может понять, почему то, что мы читаем вофранцузской прессе, не соответствует реальности, почему существуют такое несоответствие итакая предвзятость по отношению к России.

Французская община в Москве достаточно маленькая. И время от времени я встречался скомпанией международных журналистов, работающих для французских СМИ в России. Летом2010 года я ужинал с группой журналистов в хорошем ресторане на Арбате. Французы инесколько просвещенных русских, убежденных, что свет истины горит на Западе.

В тот вечер я участвовал в совершенно сюрреалистической дискуссии с двумя женщинами:француженкой из крупного агентства и русской из Франции, работающей на тамошнююпрессу. В то время как они представлялись с претенциозностью, на которую могут бытьспособны только французские журналисты, я спровоцировал небольшое напряжение вразговоре. Я, простой и жалкий блогер, позволил себе покритиковать работу французскихжурналистов в России.

С первых слов русская повернулась ко мне спиной, сказав, что она устала слушать, нофранцуженка хотела переубедить меня, и обсуждение продолжилось. Русская сказала:

– Это все из-за Кремля, ФСБ контролирует все, что мы пишем, и иногда мы подозреваем,что они звонят в редакцию и требуют изменить содержание наших текстов.

Француженка добавила:– Да, это правда, раньше было намного легче работать.

Когда я спросил, когда это – «раньше», она ответила:– Когда Россия хотела стать демократической страной и была реальная свобода слова;

я помню Тверь в девяностых годах, где мы могли делать то, что хотели, говорить что хотели изадавать вопросы кому хотели. Было намного проще работать.

Я ей сказал, что одна из моих русских подруг тогда в Твери голодала. Как мы можемназывать это время хорошим? Казалось, это смутило русскую журналистку, и она ничего несказала, француженка закончила, сказав:

– Она, может быть, и голодала, а для журналиста в то время было лучше.Я спросил, голодала ли она когда-нибудь, но француженка не ответила; дискуссия

закончилась. Нет сострадания, никакого дискомфорта, только равнодушный тон. На мгновениея подумал, что Владимир Жириновский на моем месте уже бы перевернул стол испровоцировал скандал, но я ничего не сделал. Больше меня в компанию французскихжурналистов не звали.

Во Франции в правых и левых газетах почти все журналисты левые, то есть социалисты. Речьне идет о марксистской левой, ни о революционной левой, речь идет о довольноглобалистской относительно либеральной и проамериканской левой партии. Во Франции ееназывают «левая партия ценностей». Это движение особенно любит самоутверждаться вобласти прав человека, демократических принципов, оно светской направленности, какправило, негативно относится к влиянию религии.

Почти все эти люди прошли обучение в «школе журналистики». В основном в таких школахучатся дети из семей достаточно высокого социального уровня. Но само обучение пропитаноидеями этого самого движения левых западных ценностей. Наконец, многие западныежурналисты, в том числе французские, охвачены священной миссией: защищать ираспространять западную модель общества. Часто вместо того, чтобы просто предоставлятьсвоим читателям информацию, они проповедуют, как миссионеры, и критикуют все, чтоотличается от этой модели.

Летом 2010 года Москва задыхалась от дыма горящих торфяников. В это время со мнойсвязалась одна из самых известных французских журналистов, репортер государственногоканала телевидения Francé. Она написала мне на фейсбуке, что хочет сделать интервью-репортаж о пожарах. Я был весьма польщен тем, что мне, простому блогеру, предложилиучаствовать в репортаже, но все пошло не так, как я себе представлял. Мне хотелосьпригласить Дороти Оллерик на бокал шампанского, а затем дать интервью, но в конечномсчете мы не встретились, а очень странно побеседовали по электронной почте.

Первое сообщение: Дороти хочет взять интервью о провале путинской системы в это время.Ей нужен блогер, который будет искать реальную информацию о текущих событиях, а не

перепечатывать информацию из телевизора.Второе сообщение: интервью должно объяснить провал системы Путина тем, что в России

всё скрывается государством.Третье сообщение: «Можно взять у Вас интервью о блогерах, которые ищут настоящую

информацию о провале системы Путина?»Четвертое сообщение: «Ну что, Александр, не отвечаем Франc2?»Я понял, что пожары и дым в Москве были для этой журналистки лишь поводом

покритиковать политическую систему страны. Поэтому ответил:

Дорогая Дороти!Отвечая на ваш запрос, думаю, что вам следует найти человека, имеющего особенный

психологический профиль. Пытаюсь себе представить блогера-детритофага, который бывоспользовался ситуацией с жарой во Франции в 2003 году, когда умерли тысячи пожилыхлюдей, чтобы судить наследников голлизма. Чтобы повести в ту сторону, в которую выведете, надо, чтобы тот самый блогер нашел связь между климатической катастрофой, скоторой столкнулась Россия, и политическим режимом страны.

Думаю, что найти такого блогера – гибрида детритофага и экскремента – не в моихсилах. Ваша одержимость желанием написать интервью о «провале путинской системы»мне кажется бредом, а причина этого бреда, возможно, в переизбытке оксида углерода,которым вы надышались во время визита в Москву.

С уважением,

Александр Лаца.

С тех пор у нас довольно холодные отношения, и, думаю, карьера на France2 мне не грозит.Другой журналист этого телеканала сказал, что «Дороти нашла твой ответ полным ненависти».Она абсолютно права. Мне не нравится, когда журналист диктует ответы интервьюируемому.

В начале 2012 года мы очень интересно поговорили с другим журналистом, которыйработает в России в одной из крупнейших французских медиагрупп. Мы немного знали другдруга, обменялись несколькими э-мейлами между 2010 и 2012 годами, но я никогда невстречался с ним. Наконец он сам предложил мне встретиться в кафе в «Атриуме»; я не понял,отчего именно там. Мне хотелось встретиться с ним, чтобы спросить: почему газета, в которойон работает, в 2009 году сделала репортаж, сопроводив его фотографией пустых прилавковмосковского магазина. В городе даже в кризис такого не было, а уж год спустя – тем более. Афранцузские читатели, увидев эту статью и это фото, конечно, подумали, что в 2009 году вМоскве не было продуктов.

Абсолютно не смущаясь, этот журналист сказал, что это могла быть ошибка стажера, авообще он не уверен, потому что не запоминает таких мелочей.

Я также спросил, что он думает о цензуре в прессе.

– Да, конечно, русские журналисты подвержены самоцензуре, потому что они, вероятно,немного боятся, но они очень мало подчиняются цензуре в своих редакциях.

– Почему тогда ты в своих статьях пишешь прямо противоположное?– Ну, у центральной редакции в Париже были свои идеи, требования… Они знали, что нужно

говорить о России, чтобы привлечь читателя.Он также заявил, что на Россию сильно давят средства массовой информации и он должен

был быть осторожным, чтобы остаться в «редакционной линии» своей газеты.Я спросил, почему в его газете так мало конкретной информации о России. Почему он не

делает репортажей о договорах Франции и России в области индустрии, о жизни французов вРоссии.

– Потому что меня интересует только темная и скрытая сторона России, интриги в политикеи в бизнесе, – ответил он. – Журналист должен просвещать аудиторию, которая ничего незнает и хочет знать.

– Говоришь ли ты по-русски?– Нет.– Долго ли ты уже в России?– Нет, три года.– А остаться планируешь?– Точно нет.– А тебе не интересна критика и комментарии читателей твоих статей?Самое удивительное: вскоре после нашей встречи в его газете вышла статья, в которой меня

представили как «пропутинское сопротивление» во франкоязычном Интернете! Всего-то!Представьте себе меня, в большом кабинете в Кремле, с десятками подчиненных,подключенных к Интернету, в то время как я выслушиваю указания министра обороны – чтоследует думать моим читателям…

Для сравнения, расскажу о своей работе для русского пресс-агентства. В конце 2010 года сомной связалось РИА-Новости. Оно открывало новую рубрику на французском языке,свободную трибуну высказываний о России. Им хотелось публиковать рассказы иностранцев осегодняшней России. Начиная работать на русское агентство, я задавался огромнымколичеством вопросов. Могут ли последовать какие-то «рекомендации», формальные илинеформальные, по поводу того, о чем я собираюсь написать? Есть ли обязательные темы и те,которые лучше не трогать? Разве это не было бы «редакционной линией», которую нужнособлюдать? Почувствую ли я контроль или какое-то давление? Мне льстил тот факт, что я будуработать для большого государственного пресс-агентства, но как блогер я ценил в первуюочередь свою свободу слова.

И вот что оказалось на самом деле. РИА «Новости» ничего мне не запрещало и ни к чему непринуждало, не нашел я и никакой «редакционной линии». Я зря волновался – меньше надобыло читать об отсутствии свободы слова в России. В течение почти двух лет я пишу по статье

в неделю для колонки обсуждения «Открытая трибуна»; и в моих текстах правили толькоорфографию. На меня никогда не давили и не «советовали поинтересоваться» определеннойтемой. Среди тех, кто пишет для «Новостей», есть люди любых политических взглядов. Онипишут пропутинские и антипутинские статьи, восхищаются оппозиционным движением ипорицают его, и так далее. Во Франции сейчас просто нет крупных средств массовойинформации, которые могли бы похвастаться такой широтой высказываемых мнений в своихстатьях. А ведь агентство РИА «Новости» – не частное, а государственное.

Мало русских понимают, что в России свобода слова и прессы не меньше, чем во Франции.А отсутствие политкорректности и большая насыщенность Рунета убеждают французскиханалитиков в том, что русский Интернет – один из самых свободных в мире.

Россияне не видят, что Россия является жертвой информационной войны, принесеннойзападным ветром. Французская пресса – только один из элементов этой глобальной системынаступления. Журналисты – пешки этой системы, они исполняют приказы своих редакций, а теотлично понимают, как и зачем нужно дезинформировать мир. Это беспрецедентная атакаСМИ сейчас принимает самые разнообразные формы, а сопротивление ей – ничтожно.Агрессия повсюду, и она проявляется как только может. Россия – далеко не первая страна,против которой ведется такая война, но на нее западные страны ополчились особеннояростно.

Выше я процитировал свою переписку с Дороти Оллерик; она – типичный примержурналиста, который хочет доказать, что за лесные пожары прямо или косвенно отвечаетВладимир Путин. А когда в США сгорает 5000 гектаров леса, журналисты не назначаютответственным за это американского президента.

Есть более тонкие способы очернить и дискредитировать Россию – например, годамипечатать в различных журналах, что число жителей России к 2050 году сократится до 70миллионов. С 2009 года численность населения этой страны увеличивается; количество детейна женщину равно средним показателям Европейского союза; правда, при огромныхтерриториях России этого, конечно, слишком мало, чтобы число людей увеличивалось безэмиграции.

Также можно утверждать, что москвичам в 2009 году нечего было есть потому, что всупермаркетах не было продуктов, подтверждая это фотографиями абстрактных магазинов спустыми полками. Наконец, можно поддерживать миф о том, что с 2008 года страну покинуломножество россиян, но если вы посмотрите на статистику, то увидите, что из России уезжаютвсе меньше, а приезжают в нее – все больше. Из страны, из которой хочется уехать, Россияпревратилась в страну, в которой хотят жить и работать. Французские СМИ публикуют какую-то свою статистику, говоря, что берут цифры из дебатов между Сергеем Степашиным(председателем Счетной палаты) и Михаилом Барашевским, которые транслировались порадио «Эхо Москвы» от пятнадцатого января 2011 года. К сожалению журналистов, еслиправильно перевести оригинал, этот разговор покажет совсем другие цифры, ктосомневается – может заглянуть на мой сайт и найти всю необходимую информацию.

Даже в деле Брейвика, норвежского убийцы, французские СМИ стремились найтивиноватой Россию, говоря, что преступника вдохновил авторитарный путинский режим!

В последние годы западные СМИ распространили сотни ложных сведений о России. Одинамериканский блогер назвал их «русофобскими мифами».

В ноябре 2011 года я участвовал в дебатах в МГИМО – четыре часа я говорил со студентамифранцузской секции, показывая и доказывая им реальность информационной войны противРоссии.

К счастью, эта ситуация привлекает активных свидетелей, которые участвуют в различныхмероприятиях: фотографируют, снимают видео и выкладывают в своих блогах, опровергаяжурналистскую ложь. Они – добровольцы, которые ничего не пропагандируют, простопытаются установить истину путем предоставления доказательств и свидетельств. По работе язнаю о французских журналистах, недовольных моей деятельностью, особенно статьями,написанными для сайта Inosmi.ru. Какое-то время ходили слухи, что я – тайный агент Кремля,русский, который только притворяется французом, и даже сурковский проект; оченьпоказательные обвинения, не правда ли?

Маркиз Джордж Керзон (1859–1925), бывший министр иностранных дел Великобритании,сказал: «Любой англичанин приезжает в Россию как русофоб и уезжает русофилом». Это,очевидно, не относится к журналистам.

Портреты русских вчера, сегодня, завтраДумаю, этот вопрос озадачивает всех западных европейцев, приезжающих в Россию: она –

европейская или азиатская страна? Недавно я обсуждал эту тему с одним русским, которыйвсю жизнь прожил во Франции – мы ужинали в единственном северокорейском ресторанеМосквы (думаю, что таких заведений вообще очень мало в мире). Этот мой знакомый толькочто проехал по Транссибирской магистрали, останавливаясь в каждом городе на несколькодней. И он спрашивал местных жителей: «Кем вы себя чувствуете – русским, европейцем илиазиатом?» Москвичи считали себя русскими и европейцами, в Екатеринбурге на Урале – восновном европейцами. В Сибири люди считали себя сибиряками, а в Иркутске – говорили,что они в Азии. Во Владивостоке, в конце путешествия, мой знакомый слышал: «Мы сДальнего Востока».

Я немного знаком с Владивостоком. Хотел поехать туда, потому что мечтал пролететь надвсей Россией на самолете и посмотреть, что именно там, на другом конце континента.

Перед первой поездкой туда было довольно забавно сказать моему французскомуработодателю: «Я еду во Владивосток на пять дней». Шеф посмотрел на меня стекляннымиглазами и спросил, что побудило меня к этому. Какой странный вопрос!

– Ну, мне захотелось прокатиться, осмотреться, а также попытаться понять страну, в которойя живу. – Что еще я мог ответить?

Евгению ее русский работодатель тоже спросил: «Почему туда, а не, например, в Европу?»Конечно, россияне, которые могут уехать куда-нибудь на неделю, летят в Турцию или Египет,а те, кто готов потратить немного больше времени и денег, – в Италию или Францию. Так чтов сознании московского работодателя Владивосток, очевидно, не был Европой.

Французам тоже кажется, что за Уральскими горами – уже больше не Европа, так однаждысказал генерал де Голль, говоря о «Европе от Атлантики до Урала». Как и многиминостранцам, мне было интересно посмотреть на восточную Россию, увидеть ее заповеднуюнеобъятность и границу с Азией. Французская пресса в последние годы много говорит огипотетической азиатской опасности, угрожающей России, и мы ожидали увидеть азиатскиеили, скорее, китайские города на Дальнем Востоке. Большие французские СМИ сообщили, чтов 2009 году Россия готовится сдать в аренду Китаю части города Владивостока сроком на 75лет.

Перелет из Москвы во Владивосток дает наглядное представление о размерах России.Москва – Владивосток, восемь часов полета – это на два часа дольше, чем от Парижа до Нью-Йорка.

Пролетая над Благовещенском, любой француз будет чувствовать себя на краю света, нонужно еще два часа полета, чтобы достичь Владивостока. В этот момент я думал о своейрусской подруге, которая живет в маленьком городке на границе с Китаем. Ольга для меня –типичный представитель сегодняшней России: ей тридцать пять, она преподает французский

язык там, на Амуре. Мы познакомились, когда она приезжала в Москву; она читала мой блог иответила на многие мои вопросы о России. Ольга уже встречалась с французами, но у неетакже было много вопросов к французскому блогеру, который решил жить в России. Зато онабыла первой русской, «живущей так далеко от Москвы», с которой я имел возможностьпообщаться. Сидя в одном из московских кафе, я засыпал Ольгу вопросами о ДальнемВостоке, а также о ее городе. Она сразу же нарисовала картину, весьма далекую от той, что мывидим во французской прессе, пишущей о России. Да, Ольга время от времени ездит в Китайна другой берег реки, и да, в Благовещенске есть китайцы, но их не запредельно много. Ольгасказала мне, что французский телеканал приезжал в Благовещенск и журналисты казалисьразочарованными, не увидев везде одних только китайцев. Ольга как молодая мама и женасобрала в себе все те качества, которые делают ее в моих глазах типичной современнойрусской женщиной. Высокообразованная, она умеет видеть и понимать вещи, что напомниломне моих друзей из Петрозаводска и Краснодара. У меня сложилось впечатление, чторусские – не москвичи, а провинциалы в хорошем смысле этого слова, – близки по духу, дажеесли они живут на огромных расстояниях друг от друга и в очень разных условиях.

Немосквичи живут в другом ритме – медленном и спокойном, я чувствую в них что-тотакое… более традиционное. В Ольге есть естественная мягкость, характерная для ДальнегоВостока, где люди «хорошие» и далеки от московского духа. Ольга говорит, что люди вБлаговещенске в основном лучше образованы, чем в столице, и что они не кричат и не грубят.И действительно, образованные провинциалки составляют именно такое впечатление. Ихэлегантности могут позавидовать столичные девушки. Мне показалось, что женщины изпровинции мыслят более свободно и в то же время более уважительны к ценностям. Конечно,они более консервативны, а значит, менее либеральны и гораздо меньше очарованы Западом.Я находил это, например, в своей коллеге Даше. Если у нее было мнение, она высказывала егооткровенно, без ограничений, независимо от того, что могли подумать другие люди. Мнекажется, что у Ольги из Благовещенска и Даши из Сибири практически отсутствуетполиткорректность.

Пообщавшись с ними, я понял еще кое-что важное: обе эти девушки – абсолютноевропейские, несмотря на то, что они из азиатской части России. Под европейским я имею ввиду культурный и религиозный аспект. Если Москва часто описывается русскими ииностранцами как европейский город, москвичи для меня прежде всего прозападные люди.Красавица Ольга из Благовещенска, как и Даша из Новосибирска, показалась мне намногоболее европейским, а не западным человеком и оказалась ближе ко мне культурно иэмоционально. Так же, а может, и гораздо ближе, как и люди, с которыми я подружился вгороде Нови-Сад на севере Сербии в 1999 году; или как мои друзья болгары и румыны изуниверситета Бордо начала двухтысячных. Именно в это время, когда наши политики воФранции говорили о расширении Европы, я обнаружил, гуляя по русской набережной Тихогоокеана, что они ошибаются. И что Европа заканчивается не Дунаем, а скорее Амуром.

Да, я увидел европейское лицо России во время своих поездок – например в Пермь.Столица Северного Урала – стремительно перестраивающийся город. Иностранные гостибудут удивлены, увидев большое количество европейских референсов в названиях бутиков,магазинов или в других местах. Пермь также претендует на статус культурной столицыЕвропы, доказав, что, находясь в 1500 км к востоку от Москвы, располагается в самом сердцеЕвропы. В Перми люди ездят в отпуск на Кипр или в Италию, и четыре школы городапредлагают курсы французского языка. Пермь – это европейский город? Конечно. Хотя ПетрВеликий и «прорубил окно в Европу», но я не могу понять, почему он приказал своемугеографу Татищеву зафиксировать восточные границы Европы на Урале. На мой взгляд, Урални в коей мере не может быть никакой границей, разве что символической илисемантической – как в речах генерала де Голля.

Один из французских писателей, который пересек Россию с Запада на Восток в 2010 году,во время франко-русского перекрестного года, сказал, что он не мог поверить своим глазам,когда его взгляду открывались все новые и новые города, лежащие все дальше и дальше навостоке. «Это Европа!» – кричал он как сумасшедший на каждой остановке транссибирскогопоезда. Он видел культурный Новосибирск, казачий Красноярск, декабристский Иркутск,Улан-Удэ в Бурятии, буддийский и шаманский, и тихоокеанский Владивосток. Для Доминикапоездка по Сибири стала личной революцией.

Я понимаю его чувства, я пережил такое, прогуливаясь по набережной Тихого океана идумая, что все еще нахожусь в России. Антон Павлович Чехов писал: «Увидеть Сибирь ибольше не бояться умереть».

Тогда я прибыл во Владивосток со странным ощущением, что Сибирь и Благовещенскостались далеко позади, на западе. Мой самолет приземлился. Первые несколько часовВладивосток преподносил мне сюрпризы. Я не знал, чего ожидать. И первым меня поразил тотфакт, что город – полностью русский, в петербургском смысле этого слова. На мой взгляд,сейчас Владивосток – один из самых русских городов, которые я видел, и в какой-то степениодин из самых европейских городов России. Я чувствовал, что Владивосток – это часть частиЕвропы на краю Тихого океана, более чем за 6000 километров от Москвы.

Я часто пытался понять и проанализировать, как Россия может быть чем-то другим, кромеевропейской страны, и как это перевести. Я должен сказать, что никогда не чувствовал Россиюазиатской страной, несмотря на расположение большей части страны в Азии. Ведь Австралия,например, остается белой и западной страной, несмотря на географическое положение. Япринципиально считаю, что в России есть собственный внутренний культурный ресурс. ОтМосквы до Казани, в Перми, Новороссийске, Новосибирске или Владивостоке чувствуешьодинаковые странные ощущения, их очень трудно уловить и проанализировать. Так чтоРоссия – не только европейская. У нее свои ритуалы и традиции, объединяющие этуобширную территорию.

Многие россияне считают, что иностранцы не знают России и не могут ее понять. Русская

душа – это вроде как вещь нерациональная, и не всем дана привилегия познать ее. Моидрузья считали, что старинные традиции русской жизни покажутся мне непонятными иотсталыми аспектами русской культуры. Но это не так. Я считаю, что традиции, которыекажутся восточными, – на самом деле часть русской обрядности. Это самые достоверныеисточники русской культуры, которые делают ее уникальной. Существует множество мелкихкультурных кодов, которые иностранцу трудно запомнить и особенно трудно – понять. Есливы их не соблюдаете, это не мешает вашему собеседнику, но напоминает вам, насколько выне русский, не местный. Я имею в виду такие правила, как снять обувь при входе в дом, занесколько минут до начала путешествия молча посидеть «на дорожку» или, сказав о ребенкечто-то хорошее, поплевать через плечо, «чтоб не сглазить». Я должен сказать, что вначале этоне только удивляло меня, но и беспокоило. Снимать обувь зимой довольно трудно и немногонеудобно. Когда люди снимали обувь в не очень чистом вагоне поезда, я не видел в этомникакой логики. Сейчас я не могу ходить по дому в уличной обуви, а на тех, кто так делает,смотрю с некоторым неодобрением. Но мне интересно, делают ли так в каких-нибудь другихстранах с христианским населением? Сейчас мне трудно, если не невозможно, оставитьпустую бутылку на столе – я убираю ее на пол. Удивительно, как это все само по себевпиталось в меня.

Откуда эти традиции? С востока и от монголов Чингисхана? С внутреннего востока и оттатарского ига? Или это просто старые обычаи и приметы, идущие от крестьянского здравогосмысла, когда нужно было снимать грязные сапоги, чтобы не напачкать внутри дома? Я частоспрашиваю себя, наблюдая за карельской семьей голубоглазых блондинов, неукоснительнособлюдающих эти обряды, или глядя на черноглазого Тимура, произносящего тосты вопределенном порядке, – каким образом русские настолько привязаны к обычаям, если онистоль религиозны? Важность этих обрядов заставляет меня думать, что россияне намногоболее суеверны, чем любой другой европейский народ. Отметив, что моим собеседникамискренне нравится соблюдать определенный кодекс поведения, я подумал о работеизвестного русского интеллигента, князя Николая Трубецкого. В своей книге «Европа ичеловечество» он говорит об особенностях русской культуры – и по его словам сила, котораяуправляет Россией, опирается прежде всего на обрядность народа, на манеру одинаково житьпо всей стране. Таким образом, для русских иностранец – это не нерусский, не язычник, апрежде всего тот, кто отказывается войти в глобальную сферу уважения русских обычаев.Читая эти слова в удобном кресле самолета, летящего на Урал, я почувствовал настоящееозарение. Конечно, можно решить, что эти теории устарели. Но недавно я встретил человека,который заставляет меня думать, что Николай Трубецкой четко определил чувства множестваиностранцев, соприкасающихся сегодня с русской культурой и образом жизни.

Те, кто не знает американского блогера Тима Кирби (Tim Kirby), могут найти его в Google.Тим работает на радио «Маяк», у него своя передача под названием «Чужой». Он чувствуетсебя более русским, чем родившиеся здесь. Он любит Россию так, как могут только русские, и

я понимаю, что он чувствует. Недавно он рассказал мне о своей карьере и о том, почему дляжизни он выбрал Россию.

Во время гуманитарной акции в северном Казахстане он влюбился в тот образ жизни,который вел в маленькой русской деревне этой страны. Очарованный менталитетом иповедением людей, в конце своей миссии он решил любой ценой переехать в Россию.

– Почему Россия, а не Казахстан?– Потому что в основном это одно и то же, Саша. То, что я любил там, я нашел здесь.

Большой или небольшой город – это тот же народ и тот же образ жизни.Тим Кирби, скорее всего, согласился бы с Николаем Трубецким.У нас в Москве экспатов, которые покидают город только уезжая в отпуск в родные страны,

спрашивают в шутку: «Есть ли жизнь за МКАДом?» Иностранцы, которые путешествуют запределы западной России, действительно везде видят вполне цивилизованную страну. Еслилюди здесь действительно вполне европейские, то Россия – это не только европейскаястрана. Для большинства иностранцев вопрос о границах Европы – неоднозначный. На югеесть Африка, на западе Атлантический океан, но где можно прочертить границу на востоке?Не съездив туда, на восток, на край России, я не думаю, что можно понять или почувствоватьстрану и таким образом понять, где заканчивается Европа.

И проживя здесь пять лет, я все еще не могу ответить своим иностранным друзьям навопрос, как русские представляют себе настоящее и будущее России.

Как мечтают о будущем в России? Однажды жизнь свела меня с творчествомфутуристического художника Алексея Гинтовта. Тем, кому интересно, на что похожа Россия вколлективном подсознании некоторых русских, стоит поискать работы этого художника. Еговыставка «Москва будущего» в галерее Triomphe была своего рода фантастическимпутешествием. Он видит Москву как город-мир, своего рода полюс целого комплексастроений, раскинувшихся по всей Евразии, с Кремлем как священным сердцем. Его Москвабудущего сочетает в себе религиозные традиции православия, ислама и буддизма. Городпредставлен как гигантский метаполитический центр, над которым летят космическиекорабли в форме красных кремлевских звезд, везде огромные башни в форме юрт, орлы иверблюды. Полотна нарисованы на войлоке, из которого делают юрты, а красный и золотойцвета символизируют власть империи.

Удивительные картины я рассматривал под полностью электронную, и в то же времятрадиционную и футуристическую музыку, и все это вместе образовывало неописуемуюатмосферу. Самое странное в том, что столица вновь была изображена совершенно пустой,как прообраз ее империи. А самое удивительное – лица посетителей выставки; я виделпримерно 200 человек, молодую, разнообразную и неожиданную аудиторию. Женщины вправославных платках, а также довольно любопытные молодые люди.

Автор объяснил, что русская империя, какой бы она ни была, это что-то космическое, и нетолько территориально; по его словам, почти никто на Западе не мог понять, что это былотакое. Инстинктивно и эмоционально я был полностью с ним согласен. Наблюдая за толпой, ядумал, была ли Россия в итоге северной, южной или центральной страной, страной равнины.

Я должен признаться, что омыть руки в Тихом океане, стоя на русской земле, было для менянастоящей психологической и философской революцией. Вечером, наблюдая закат в бухтеВладивостока, от которого рукой подать до Японии, я думал об этой огромной пустыннойтерритории, раскинувшейся на запад на девяти часовых поясах, и впервые почувствовалнеобъяснимую тяжесть. Нечто подобное я чувствовал, когда общался с русскойадминистрацией: мне казалось, что ничто никогда не изменится, не может сдвинуться с места влюбом случае. Меня, привыкшего к европейской методичности и организованности, утомилифизически и истощили морально долгие часы очередей и бестолковость московскойбюрократии. Однажды вечером, после очередного визита в ФМС, я упал в обморок прямо наулице. Тогда я много работал на разных поприщах, но меня одолевала не столько физическаяусталость, сколько стресс от борьбы с чем-то гигантским, холодным и неподвижным, которое,вероятно, одолевало меня. Визит в больницу и несколько швов не обескуражили меня, но ястрадал от желания навязать свой западноевропейский ритм администрации: сделать всебыстро и хорошо, не теряя времени. Но сделать что-либо в этом ритме в России невозможно,и это – один из ключей к пониманию этой страны. Можешь пережить это – приживешься вРоссии. Жить по-русски означает двигаться в другом ритме.

Французы, как и многие западные европейцы, бегут за временем, пытаясь обогнать его.Один из моих русских друзей, Леонид, считает: это потому, что солнце заходит на западе и мыторопимся все успеть, пока не наступила ночь. В России ритм другой, не западный, туранский,как сказал бы профессор Александр Дугин. Вероятно, он создан большими пространствами итяжестью пустынности. Для Леонида Россия – на востоке, там, где восходит солнце, и у неевесь день впереди, и, следовательно, есть время на все.

В начале лета 2012 года я летал в Петрозаводск. В самолете мы разговорились с русскиммужчиной лет сорока, айти-инженером. Его компания подарила ему отдых в Карелии.Образованный русский, часто бывающий за рубежом, он даже говорил по-французски. Ярассказал ему о своей будущей книге и спросил его мнения: принадлежит ли Россия к Европе?И как он представляет себе будущую Россию: арктической державой? Евразийской державой?Континентальной европейской державой?

– Конечно, Россия и русский народ в основном европейские, – ответил он. – Но нашастрана не может работать как европейская из-за своих размеров и разнообразия. Мы –русские, нам нужна специальная программа управления нашей территорией и пространством.

– Когда я еду в Карелию, я думаю, что выбор уже сделан. Карелия одинаково европейская,скандинавская и русская, это идеальное равновесие, гармоничное слияние, – сказал я.

– Да, но проблема в том, что выбор цивилизации, некогда сделанный Москвой, долженраспространиться на всю Россию, – объяснял он. – Москва дает изначальный импульс ибалансирует систему. Проблема России, наконец, – это страшный эффект инерции и

самодостаточности, связанный именно с большими пространствами.Этот человек рассказал, что путешествовал по всему миру и, по его мнению, лучшей

моделью для России будет что-то вроде Сингапура:– Это демократия, хоть и авторитарная и директивная, но с уровнем жизни одним из самых

высоких в мире. Нужно подумать о чем-то похожем на такую систему.

Вспоминая этот разговор, я думаю, что Россия должна, наконец, найти свой собственныйпуть развития, а не перенимать те модели, что уже доказали свою дисфункциональность. Аесли в итоге у России будет свой собственный способ управления? Существует ли однаРоссия? Есть ли смысл искать образ России? Мне кажется – нет. Это русское разнообразие,растянутое по необъятности, не может быть выражено одним лицом. Искать то, что похоже наЗападную Европу, в России, пожалуй, не имеет смысла. Время Петра Великого далеко впрошлом. Думать, как многие на Западе, что Россия может найти свой путь в подражанииевропейской модели, – ошибка. Эти модели привели Европу к кризису; кроме того, вероятно,они несовместимы с ДНК России как в смысле территории, так и в человеческом плане. Затоесть русская модель общества, которая работает, преодолевает проблемы, даже если она,вероятно, несовершенна и не достаточно четко определена. Западная Европа может найти вРоссии источник вдохновения, который никто еще хорошо не изучил.

Теплота 9 МаяЯ из тех французов, которые никогда не носили униформу. Когда я достаточно вырос, во

Франции отменили обязательную военную службу, армия последовала примеру британской истала «контрактной» в 1996 году. Сегодня французская армия – это обществопрофессиональных солдат, которые добровольно решили служить. Это уже не народнаяармия, это свой отдельный мир, и многие французы считают реформу исторической ошибкой.Военная служба существовала во Франции с 1798 года, и реформу, которая это отменила,приняли равнодушно: без больших национальных дебатов, без возмущения, без протеста, нои без энтузиазма.

В отношениях Франции со своей армией были и взлеты, и падения. Франция всегда уважалаи отмечала свои победы с достоинством ветерана двух мировых войн. Но колониальныевойны разделили общественное мнение на два противоположных лагеря. А часть французскихкампаний – в Индокитае и Алжире – были несправедливыми войнами. Они закончилиськатастрофами, подорвавшими престиж армии. С либертарианским движением с 1968 годаразвивались пацифистские настроения, доходя до антимилитаристской истерии. В течениедолгого времени крайне левые и коммунисты считали французскую армию инструментомдавления на службе у капиталистов. В конце войны в Алжире часть армии восстала, и генералде Голль столкнулся с попыткой военного переворота. С тех пор антимилитаристскоедвижение остается довольно сильным во Франции. Оно поддерживается частью сторонников«левых ценностей» и экологических движений, а также либертарианскими партиями, которыесоздали в том числе и современный феминизм.

Возможно, из-за франко-германской дружбы мы не отмечаем «победу над фашизмом в1945 году», мы предпочитаем говорить «о перемирии 8 мая», то есть об окончании боев. Естьпразднования, возложение венков, но нет никакого общенационального праздника. У насярче отмечают англо-американскую высадку в Нормандии 6 июня 1944 года. Парадоксально,но с тех пор как Франция участвует в военных операциях НАТО, негативные чувства к армиипочти исчезли. Французы снова любят и уважают своих военных. В настоящее времяполитиков часто обвиняют в том, что они отправляют французских солдат в ненужныекампании (например, в Сербию) или в проигранные заранее (типа Ирака или Афганистана).

Традиционный праздник французской армии – 14 Июля, годовщина взятия Бастилии,которую парижский народ атаковал 14 июля 1789 года. Это празднование конца французскоймонархии и рождения Республики. Тринадцатого июля вечером в городах Франции проходятразличные торжества, а четырнадцатого июля по Елисейским Полям в Париже идет большойвоенный парад, который транслируется по телевидению. А вечером – фейерверки. Но этотпраздник не является общим. Многие французы не приветствуют Республику и сожалеют отом, что больше нет короля, а некоторые думают, что давно пора поменять политическийстрой страны. А пацифисты, наоборот, считают армию бесполезной и выступают против

шествия солдат и танков. Экологическое антимилитаристское движение, представленное вполитической власти Франции, и левая коалиция, которая победила на последних выборах в2012 году, недавно предложили отменить военный парад 14 Июля и заменить его народнымшествием.

С точки зрения Запада Вторую мировую войну выиграли Соединенные Штаты и союзникикоалиции, поскольку Восточная Европа перешла от одного тоталитаризма к другому. Слишкоммало исторических деталей, касающихся потерь Советской армии между 1941 и 1945 годами,однако учитывая цифры, мы действительно можем говорить о жертвах.

До приезда в Россию я часто видел по телевизору военный парад 9 Мая на Краснойплощади. Западные средства массовой информации представляют его демонстрацией силы встиле «Россия показывает свои мускулы перед Мавзолеем Ленина», скрывая, что Девятоемая – это день, когда народный патриотизм заполняет улицы. Уважение молодых людей кветеранам и русский патриотизм – вот что в первую очередь впечатлило меня, когда Девятогомая я смешался с толпой москвичей.

В первый раз, когда я пошел на праздник 9 Мая, то ожидал увидеть просто очень большойвоенный парад. Я думал, что это будет напоминать французские праздники: грустные зрителипосле парада посмотрят фейерверк, вечером вернутся домой и продолжат свою рабочуюнеделю.

Насколько же я ошибался! В 2010 году Россия праздновала 65-летний юбилей окончаниявойны. Как и все иностранцы, я был полностью очарован тем, как русские носят георгиевскиеленточки, прикрепляя их на запястья или антенны автомобилей. Часто рядом пишут: «Помню!Горжусь!» или «Спасибо деду за победу!» Я помню, как меня удивили эти лозунги, написанныена стенах или нарисованные на автомобилях. Удивительная Россия!

Девятого мая я пошел смотреть парад – и провел весь день на улицах среди москвичей. Явидел, как толпа приветствовала войска, танки и ракеты «Тополь» криками «Россия, Россия!».Помимо русской армии, там было около тысячи иностранных солдат из 24 стран, включаяСША, Великобританию, Польшу, Азербайджан, Армению, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан,Молдову, Таджикистан, Туркменистан и Украину. Франция послала отряд эскадрильисамолетов «Нормандия – Неман», которую русские не забыли. Я не мог поверить своимглазам: толпа аплодирует солдатам и танкам! Во Франции толпа, вероятно, довольно пассивнонаблюдала бы за этими устройствами, несущими смерть.

Для меня некоторые хорошо знакомые для русских вещи были действительноудивительным открытием. Например, очень молодые девушки, которые носят военныепилотки и раздают гвоздики встречным ветеранам. Удивительно для меня было увидетьнесколько молодых женщин, нацепивших георгиевские ленточки на сумки от Луи Вюиттонаили на детские коляски. Во Франции армейская символика менее популярна среди молодежи,и носят ее в основном мужчины. Наблюдая за русскими женщинами, я забываю своипредрассудки. Удивительно еще и то, что русские женщины – такие же патриотки, как и

мужчины (если не больше). Я не знаю, почему в России это столь сильно. Может быть потому,что очень много женщин участвовало в боях?

Моя соседка стюардесса думает, что «русские женщины способны выдержать все чтоугодно, насилие и обман, но только не критику своей страны». Слушая ее, я думал, что вконечном итоге брачные агентства глубоко ошибались, прославляя красоту русских женщин, ане вот это. Во Франции, например, тысячи разочарованных мужчин отчаянно ищут женщин,способных любить свою страну сильно и искренне. Так как, очевидно, таких француженокнет – они не знают больше значения слова «родина». Русские девушки любят свою родину каксвою семью.

Никогда еще я не видел так много улыбающихся и расслабленных в Москве, как в тот деньДевятого мая. После военного парада на улицах действительно воцарилась праздничнаяатмосфера. Прогуливаясь, мы встретили старого ветерана с морщинистым лицом, я хотелсфотографироваться с ним, сказал ему, что я француз, и он улыбнулся, когда услышалмагическую формулу «Нормандия – Неман». Пользуясь случаем, нас сняла группа фотографови блогеров. Я храню это фото, чтобы в один прекрасный день показать своему сыну.

Именно это замечаешь Девятого мая – всенародность праздника. Значимость этого дняизмеряется, на мой взгляд, не количеством солдат и не пышностью парада. А тем, что послевоенного парада чувство единства и сопричастности становится сильнее и самымудивительным образом охватывает даже иностранных наблюдателей. Люди выходят на улицы.Возникает невероятная атмосфера. Ветеранов обнимают, благодарят, дарят им цветы… Когда явидел маленьких девочек, которые обнимают ветеранов с почти семейной любовью, точувствовал нечто невербализуемое. Это один из величайших моментов человеческойискренности. Парад на Девятое мая в России для иностранца – это не только демонстрациявоенной техники, это выражение души страны.

Это правда, что в Москве люди кажутся скрытными и холодными, но Девятого мая они нетолько улыбаются, но и выглядят счастливыми.

Я вспоминаю черно-белое фото, сделанное 9 мая 1945 года, отсканированное кем-то ивыложенное в Интернет. Комментарии, оставленные людьми под этим снимком. Военноголетчика Николая Крючкова, который писал: «Девятого мая 1945 я был в отпуске в Москве.Просто невозможно описать то, что происходило в этот день в Москве».

Это прекрасно совпадает с моими ощущениями.Понимая важность этого дня, я поклялся на следующий год ничего не пропустить.

В следующем мае я позвал в Россию своего друга, француза, чтобы показать ему праздник.Я видел, как он с открытым ртом смотрит на девушку в военной шапке и с огромным букетомцветов в руках, и на то, как она раздает красные гвоздики всем встречным ветеранам. Друг

сказал мне:– Я купаюсь в патриотизме, я чувствую себя хорошо.В Западной Европе такие проявления были бы ненормальными и неестественными. С начала

строительства Европейского союза центр-правые и левоцентристские политики избегают,насколько это возможно, разговоров о патриотизме. Концепцию «европейскогопатриотизма» трудно понять, и он не имеет большого успеха. В основном о родине ипатриотизме говорят своим избирателям крайне правые партии, которые и выступают противобъединения Европы.

Но оппоненты называют это «ксенофобским популизмом». Вследствие этого патриотизмавтоматически рассматривается как форма национализма и принимает негативный оттенок. ВоФранции трудно быть патриотом, не вызывая подозрений в потенциальнойнационалистической ненависти к другим людям. На другом конце политического спектра естькрайне левые и «левые ценности», которые называют себя глобалистами-интернационалистами, хотят, чтобы Европейский союз расширялся бесконечно, и мечтаютбыть гражданами мира без границ. Еще один ключ к непониманию между Западной Европой иРоссией может быть именно здесь.

Девятого мая я не чувствовал в городе никакого напряжения, не видел ни драк, ни другихинцидентов. Потом я прочитал, что 9 мая 2010 года почти 2,5 миллиона человек гуляли погороду с утра и до большого фейерверка вечером. Два с половиной миллиона – без крупныхинцидентов!

Во Франции 14 Июля не все так хорошо. Французы любят этот национальный праздник,отмечая его уже два столетия. Устраивают танцы и фейерверки во многих районах, вмаленьких городах и селах. Но с каждым годом растет число более или менее серьезныхинцидентов, которые нарушают национальный праздник. Как и на любом публичноммероприятии, на праздновании 14 июля появляются банды хулиганов из районов с высокойконцентрацией иммигрантов, чтобы все сломать, ограбить, напасть на прогуливающихся. Этонеизбежный факт, так бывает каждый год, особенно в крупных городах. В 2011 году,например, только в одном регионе Парижа насчитывалось сотни сожженных автомобилей, иполиция арестовала более 500 «бандитов». В последний раз, когда я был на празднике 14Июля во Франции, вечером в Бордо разговорился с полицейскими, пребывавшими в дурномнастроении. Я пожелал им хорошего праздника, а в ответ услышал, что для них это один изсамых ужасных вечеров в году, так как «молодежь» празднует республику на свой манер:поджигает машины в пригородах и провоцирует полицию, чтобы показать свою ненависть кФранции.

И несмотря на то что некоторые возмущены празднованием победы над фашистскойГерманией, которая узаконивает советский режим, я по-прежнему убежден, что у россиян естьповод отмечать 9 Мая с пылом и страстью. Побывать на этом празднике – один из лучшихспособов понять постоянство русского патриотизма в то время, когда во многих

западноевропейских странах он отторгается обществом. Я думаю, что многие европейцыдолжны приехать и посмотреть Россию 9 Мая, чтобы почувствовать эмоции и особенноеединство народа в этот праздник. Думаю, что русский народ умеет благодарить за победысвоих ветеранов и героев. Я думаю, что все европейские страны должны черпать вдохновениев России 9 Мая.

Во всяком случае, в следующем году 9 Мая я планирую быть в Москве, чтобы отметитьпраздник.

Ну что, покреативим?В августе 2012 года глобальная экономическая ситуация становится тревожной. Финансовый

кризис 2008 года постепенно замедлил западную экономику и ускорил поворот полюсовмировой власти в сторону Азии. В то время как многие европейские страны находятся врецессии или в критических ситуациях, Россия остается относительно нетронутой, по крайнеймере сейчас экономика продолжает расти. Во-первых, долг России очень низкий – внешнийсоставляет только 2,5 % от ВВП, что не нарушает суверенитета страны. Государство накопилозначительные резервы иностранной валюты, это является стратегическим оружием в периодкризиса. Россия переживает экономический рост, даже если он ниже, чем до кризиса 2008года, но сейчас это – прекрасный результат в сравнении с западными странами. В то время какуровень безработицы в большом количестве европейских стран у молодежи перевалил за30 %, а то и за 50 %, в России уровень безработицы остается низким, примерно 6 %. Этаэкономическая картина может заставить позавидовать все европейские страны, как западные,так и восточные, не говоря уже об Америке. В Москве практически нет безработицы.Экономический рост в Москве и Московской области значительно выше роста страны нафедеральном уровне.

С тех пор как я живу в России, я с оптимизмом смотрю в будущее, и не без оснований. В2011 году я решил создать консалтинговую компанию. Не многонациональную корпорацию,нет, только зарегистрироваться как индивидуальный предприниматель, думая, что Москваполна возможностей.

Как и все те, кто хочет оставить наемную работу, я обнаружил, что заработная плата вРоссии, как и везде в мире, не увеличивается достаточно быстро, чтобы поспевать заинфляцией и ростом цен. В Москве существует почти неразрешимая проблема: цены нанедвижимость выросли настолько, что средний работник не может купить жилье. Счастливыте, кто унаследовал квартиры в Москве с советских времен!

В России существуют огромные административные сложности; все об этом говорят, все наэто жалуются, в том числе и я в этой книге. Но ФНС – федеральная налоговая служба – неимеет ничего общего с ФМС. Я был приятно удивлен, обнаружив, что создать ИП можнопросто и быстро. Сегодня в России в 2012 году это занимает всего лишь десять дней, не нуженстартовый капитал и ИП может работать в большом количестве отраслей. Уровеньналогообложения ИП 6 % или 15 %, в зависимости от выбранных условий.

Эти несколько показателей заставили бы позавидовать любого коммерсанта во Франции. Яникогда бы не открыл свою компанию во Франции, где, на мой взгляд, слишком сложнаяэкономическая ситуация. Во Франции высокие налоги и на личный доход, и на прибыль, плюснужно платить множество дополнительных сборов и пошлин, которые с каждым годомувеличиваются. Эти повышения налогов быстро приводят к росту мошенничества инелегальной работы, что загоняет государство в порочный круг.

В России существует целая культура «черных» денег, как в Италии или Испании, но мнекажется, что с системой ИП все равно должна быть возможность платить налоги без обмана.Так не все думают. При создании своей компании я работал с русским веб-мастером, тоже

индивидуальным предпринимателем, который спросил меня, как я предпочитаю работать –«по-черному» или «по-белому». Я рассмеялся и ответил, что предпочитаю все декларировать,конечно. Было ясно, что он не разделяет мое мнение. Этот веб-мастер заявил, чтогосударственные деньги в России используются неправильно, вот почему он предпочел быработать «по-черному». Я спросил его, как государственные деньги могут быть использованыправильно, если никто не платил налоги. Спор быстро повернул к чиновникам и коррупции.

Как и многие русские, он думал, что «на Западе лучше» и что Россия является единственнойстраной, болеющей коррупцией, а в Европе все эти проблемы уже давно решены. Я сказалему:

– Во Франции и других европейских странах, за исключением двух или трех маленькихсеверных, проблема коррупции была огромной, просто все делается с гораздо большимтактом и без давления средств массовой информации. Конечно, намного меньше наличныхденег вращается во Франции, и это на всех уровнях, в том числе и для веб-мастеров, нокоррупция во всех ее формах существует везде.

Коррупция, о которой постоянно говорят русские, кажется вечной патологией страны. Незнаю, сколько раз я слышал, как русские говорят мне, что в России ничего нельзя сделать безвзятки. В конце концов, я думаю, что это не так. Мы, оформляя документы, не заплатилиничего и никому. Это можно сделать, хотя это очень долго, я это испытал на себе. Можнорожать, не давая денег; моя жена решила полностью наблюдаться во время своейбеременности в районной женской консультации совершенно бесплатно, и рожала она водной из государственных клиник, тоже никому ничего не заплатив.

Я могу сказать, что уровень многих больниц после капитального ремонта, и не только вМоскве, не ниже французского. Хотя одна моя русская подруга сказала мне, что ейпредложили неофициально заплатить 30 000 рублей за роды. Я спросил ее, что она сделалапосле того, как заплатила. Ответ: ничего.

Я не верю, что никто не должен ничего делать, я искренне верю, что если бы десятки илисотни клиентов протестовали, как минимум писали бы письма и требовали бы вернуть имденьги, все менялось бы намного быстрее. Может быть, россияне слишком пассивны в такихвопросах?

Но должен сказать, что рэкет такого рода: «Дай денег – получишь лучшее лечение» –существует не только в России. Во Франции недавно было много скандалов в частныхклиниках и больницах.

Одна моя русская приятельница Надежда, молодая девушка, работающая в иностранномбанке с хорошей зарплатой, решила получить водительские права. В России это вполневозможно. Евгения сдала экзамены с первого раза. Мой французский друг Гюго, которыйстрадал вместе со мной от подачи на ВНЖ, тоже сдал их, но только с седьмой попытки. Я самво Франции два раза сдавал теорию и четыре – вождение. Автошколы везде одинаковы, в нихнужно платить и еще рез платить, переучиваясь и пересдавая экзамены. Надежда, довольноевропеизированная девушка, которая постоянно жалуется на коррупцию, поразившую страну,купила свои права, потому что «это быстрее и проще».

Быстрее и проще, да.

Я принципиально считаю, что привычка к коррупции в России тесно переплетена свосточной традицией подарка. Люди должны изменить свой образ мыслей и раз и навсегдаперестать платить за экономию времени или от фатализма. В противном случае они докажутправоту писателя Салтыкова-Щедрина, который сто лет назад писал о людях будущего: «Онибудут пить и воровать».

Как можно обвинять дорожного полицейского или политика во взяточничестве, когда выплатите врачам за бесплатную медицину, автоинспекторам за права и автомеханикам – завнеочередной техосмотр? Во Франции тоже пересдают экзамены для получения водительскихправ или проводят полдня в очереди на техосмотр. И как это может быть иначе?

Надежда, несмотря на купленные права, была сторонницей и участницей протестныхмитингов, прошедших в России в конце 2011 года и продолжившихся в 2012 году. Послевыборов в Государственную думу толпы людей, недовольных результатами, обвинили«Единую Россию» в фальсификации и вышли на улицы. Особенно многочисленные митингипрошли в Москве и Санкт-Петербурге. В конце 2011 года в двух митингах приняли участиедесятки тысяч людей в Москве, чуть меньше в Санкт-Петербурге, в то время как в другихгородах России на шествия и демонстрации вышли лишь несколько сотен человек. Тем неменее в обеих столицах европейской части России все согласны с тем, что страна еще невидела такой мобилизации толпы с 1991 года и падения Берлинской стены. Надеждаподтвердила мне, что это был протест против отсутствия свободы и против коррупции ввыборах и в правительстве. Интересно, сколько из протестующих платили врачам,гибэдэдэшникам и бюрократам, чтобы получить нужные вещи «быстрее и проще»?

Протестное движение в России быстро вызвало симпатию иностранных журналистов имногих западных политиков. Для людей на Западе эти события отражают стремление народаРоссии к большей демократии и большей свободе. Как обычно, западная пресса исказилапроисходящее в России и представила это в ложном свете. Многие иностранные наблюдателис нетерпением ожидают будущих массовых митингов и конца «системы Путина».

Русское движение протеста было тщательно изучено и описано в России и за рубежом.Некоторые говорили о снежной революции, намекая на попытки цветной революции,пилотируемые из-за рубежа и имеющие как цель дестабилизацию русского общества иподрыв политической власти. Другие говорили о спонтанном извержении демократическойзрелости, которой наконец достигло русское население в крупных городах. Это население,как нам говорят, современное и открытое для мира, и жить оно хочет как на Западе, в болеедемократичном и свободном мире. Я не верю ни слову этих утверждений. Я видел своимиглазами, что на улицы выходит не народ, а представители московского среднего класса.Другие наблюдатели также отметили, что в целом речь шла о москвичах, которые являютсяуже привилегированными по сравнению со всем русским населением. В прошломкоммунисты говорили бы о «движении молодой буржуазии».

Я много говорил с русскими, которые были на Болотной. Когда в начале 2012 года я работалв русском стартапе по подбору персонала, большинство сотрудников были сторонникамиэтих событий. Например, главный бухгалтер 28 лет, у которого была унаследованная«однушка» в Отрадном и месячная заработная плата в 120 000 рублей в месяц. Или

операционистка, молодая женщина 25 лет, которая хорошо знала английский язык и чьяпервая зарплата была 60 000 рублей в месяц. В выходные дни, когда никого не было в офисе,она приходила ухаживать за цветами, утверждая, что не успевает сделать это на неделе. Ониненавидят всю политическую систему России.

Я давно задавался вопросом, чего хотели протестующие на Болотной, вся этаразношерстная политическая элита оппозиции. Конечно, чередование партий и кандидатов,демократия, честные выборы и борьба с коррупцией были одним из жизненно важныхвопросов нашего главного бухгалтера и операционистки. В основном они объясняли мне своиожидания необходимостью перемен, потребностью в свежем воздухе и желанием жить лучше.Но какие ожидания? Получать не 60 000, а 90 000 рублей, то есть 3000 евро за первуюработу? Мария хочет платить за свой проездной в метро 4500 вместо 1500 рублей и 500рублей за пиво вместо 120, как в Лондоне? Бухгалтер знает, что его заработная плата отличноподходит для его возраста, и ему, вероятно, не будут платить такую на Западе?

В России появилось движение богатого социального класса, вроде мелкой буржуазии,которая существует в Европе в течение нескольких десятилетий. Во Франции в Париже онапостепенно пришла к власти в прессе и в политике. Во Франции в мае 1968-го именно мелкаябуржуазия устроила революцию морали во имя большей свободы и лучшей жизни. Революциятакже началась в столице. Тогда Франция вышла из двадцатилетнего экономического роста,так же как и Россия – из двенадцати лет экономического роста и развития. Я был удивлен,слушая на Болотной в течение нескольких часов: «Путин, уходи!» Является ли этоединственной политической программой этих людей на улице и единственным желанием такназываемого креативного класса? Можем ли мы искренне верить, что уход Путина решит всепроблемы сегодняшней России? Мне кажется, что во Франции уход от власти генерала деГолля в 1968 году был желанием активного меньшинства, как то, которое хочет смены режимав современной России. Когда де Голль оставил власть, свергнутый буржуазией, горожанами истудентами, многие думали, что страна теперь свободна и это начало нового мира.

Иллюзия была недолгой. Четыре года спустя первый нефтяной шок затормозил экономику,и все начало ухудшаться. Конечно, в 1981 году торжество французских левых социалистовбыло в основном реальной политической победой демонстрантов и представителейинтеллигенции мая 1968 года: вольность нравов и культурная свобода никогда не были такважны. Понятия традиций и патриотизма стали выселятся из культурно-политическойфранцузской жизни и, в общем, из жизни французского общества. Социалистическая элитаакцентировала внимание на выборе финансового долга, поставив страну на тот путь, которыйу нее есть сейчас. Каждый французский ребенок при рождении получает в подарок одинмиллион рублей долга государству. Конечно, умноженное на 65 миллионов человек – этомного. А что потом? И как будут жить наши дети? Долг имеет много негативных последствий:например, Франция в июне этого года должна одолжить денег, чтобы оплатить работу своихгосслужащих.

Французское государство в настоящее время разорено, оно живет в кредит, и те, кто умеетсчитать, весьма обеспокоены будущим страны. Мы можем критиковать политическую элитуРоссии, но страна не попала в смертельную ловушку долга. Несомненно, русские в будущем

смогут поблагодарить свою нынешнюю политическую элиту. Я хотел бы добавить, что воФранции в 2012 году все французы жалеют об уходе де Голля, даже те, кто не знал его, – как,например, я, родившийся почти через десять лет после отстранения его от власти.

Но есть и другое удивительное следствие переворота во Франции в 1968 году. В ЗападнойЕвропе появился новый социальный и политический класс. Они называются «бобо», этосвоего рода новый вариант хиппи, версия 2.0. В восьмидесятых годах их называли «яппи» –это были молодые специалисты и старшие инженеры, живущие в центре крупных западныхстолиц, как правило, амбициозные и циничные приверженцы капитализма в его наиболееэгалитарной форме, одержимы деньгами и успехом, аморальные и материалистические докрайности.

В 2000-х годах яппи сменили хипстеры – так называемая буржуазная богема, пришедшая квласти во Франции. Кто они? Новая форма буржуазии, работающая в секторе услуг (незатрагивающем сельское хозяйство, промышленность и строительство), то есть «творческая» и«богемная», которая выступает в защиту окружающей среды и считает себя гражданиноммира, отказываясь от общинности и принципа национальных границ.

Бо-бо также одержимы социальным успехом, карьерой и политкорректностью. Воттипичный портрет французского бо-бо: тридцатипятилетний мужчина, живущий гражданскимбраком, без детей. Оба партнера этого союза – атеисты, и скорее противники религии,нежели ее сторонники. Оба работают в маркетинге или рекламе, имеют приличный доход иотдыхают в пятизвездочных отелях в очень бедных странах. Они живут в центре Парижа ипередвигаются на велосипедах. Они против границ своей страны и считают, что все в первуюочередь – граждане мира, но живут в квартирах с охраной. Они голосовали за французскихэкологов и ходят на митинги в Париже в поддержку Pussy Riot, думая, что борются противрелигиозного мракобесия.

Русский вариант бо-бо – пара москвичей, также работающая в области маркетинга или вфинансов; они голосовали за Прохорова, потому что считают его современным политиком ихорошим бизнесменом. Отдыхают в Куршевеле или Северной Италии и в основномпрезирают своих коллег из провинций, считая их грубыми невежами. Интернет и финансоваясостоятельность иногда дают им возможность почувствовать себя гражданами мира прежде,чем гражданами России. Хотя не все протестующие на Болотной потенциально юныехипстеры, но большая часть людей, которых я встречал и с которыми общался, мненапоминала именно их.

Класс бо-бо не принес ничего, абсолютно ничего полезного Франции. Вместо этого онполностью усыпил и удушил страну политкорректностью и политическими иллюзиями. Еслиэто меньшинство за последние 30 лет финансово обогатилось, то простые люди обеднели ивлезли в долги.

У меня намного более простой взгляд на все это. Протестующие на Болотной думают, чтоявляются элитой своей страны, как наши революционеры мая 1968 года считали себя элитойФранции. Многое говорили о «креативном классе», но чем и в чем? Это креативно –имитировать модель, которая уже полвека существует в Америке и Франции и ужепровалилась? Это креативно – хотеть скопировать то, что находится на Западе, думая, что это

лучше для страны?Молодые айпадчики верят в то, что они подключены к Западу и, следовательно,

непобедимы. Но москвичи с Болотной в тысячу раз менее креативны, чем южные корейцы илияпонцы. Мы видели недавно в Японии, что ее жители строят будущее, а не разрушают его.

Опять же есть, вероятно, ошибка в модели. На мой взгляд, для «креативного класса» естьдругая неотложная задача: создать социальную модель для России, настоящий «Russian Way ofLife». Она до сих пор не определена, ее нужно создать, уточнить и утвердить. Когда Европа,похоже, находится на грани экономического, политического и морального коллапса и вабсолютно безвыходной ситуации, Россия и протестующие русские должны, на мой взгляд,быть осторожными и немного терпеливыми. Россия меняется более чем быстро. Я не знаю, ядействительно не понимаю, как она могла бы идти быстрее. Русские знают лучше, чем кто быто ни было: вещи и отношения к вещам трудно сдвинуть с места.

Оппозиция либеральной и коммунистической идеологии имели преимуществоструктурирования мира. Во время победы либеральной идеологии после падения СССРзападный мир в целом считал, что это окончательно и что идеология победителя будет«функциональной». Эта система, подстегнутая кризисом 2008 года, сейчас представляетсякоррумпированной и, возможно, неустойчивой, не адаптированной к миру. Всего двадцатьлет назад никто не давал России будущего как стране. На Западе многие ждали ееисчезновения, а может, и взрыва. Сегодня Россия существует для многих европейских странкак энергическая держава, как резервуар ценностей с большой буквы «Ц».

Иногда я начинаю мечтать о суверенной и раскрытой России и о Европе, смотрящей навосток, а не на запад. Азия ставит Россию и Европу лицом друг к другу, несмотря на ихразличия. Политический, экономический и военный потенциал Европейско-Российской зоныот Атлантики до Тихого океана мог бы сделать этот союз одним из гигантов мира завтрашнегодня. Конечно, это означает, что Европа должна согласиться, оставить морально-, политически–и духовно-американоцентрированную философию для того, чтобы присоединиться кевразийскому и руссоцентрированому альянсу.

Я думаю, вы поняли, что я оптимист.

Эпилог: Пора ли валить?Русские войска пришли во Францию в 1815 году, сразив Наполеона. Вернувшись на родину,

они много рассказывали о своем путешествии и о том, что обнаружили во Франции. Обудивительно плодородных землях, о высокоразвитом сельском хозяйстве, об отличномсостоянии дорог и необычном методе их строительства. Однако они критиковалифранцузские открытые камины, уступающие русской печи, и были удивлены, увидев, чтофранцузские крестьяне одеты в деревянные башмаки, деревни разорены и обеднели, а надорогах – толпы бродяг и нищих. Также их разочаровала грязь на улицах городов и даже впригородах Парижа. Их удивила необразованность крестьян.

В городах они отметили красоту архитектурных сооружений, особенно храмов. Примечанияо Париже еще более любопытны: журналы для женщин, зоопарк, публичный характер судапервой инстанции, гуманистическая концепция, которая привела к созданию отеляИнвалидов, Пале-Рояль, толпа на парижских улицах и лихорадочный темп жизни в столицеФранции – вот что в то время привлело внимание русских военных. Их поразило то, какроскошь граничит с нищетой, просвещение – с коррупцией. Однако они отметилисекуляризацию и эмансипацию общественной жизни, и несомненно, эти наблюдения иконтакт с прогрессивной Западной Европой по сравнению с Россией, вероятно, оказалибольшое влияние на формирование идей декабристов. Это разрушение западной иевропейской мечты, что стоит за разочарованием русских солдат, открывших для себяФранцию. Эти негативные эмоции, возникшие у них во Франции после того, как Россия вышлаиз процесса европеизации, начатого за века до того Петром I.

Среди положительных сторон европеизации России – конечно, модернизация ииндустриализация страны, окна в Европу и на Черное море. Среди отрицательных моментов –убеждение русских в их отсталости, которое, вероятно, привело ко многим комплексам вРоссии, в том числе – к постоянному комплексу неполноценности перед Западной Европой.

Многим россиянам, которых я знаю, всегда удивительно видеть иностранца, который можетнаслаждаться красотой русской деревеньки, ходить на службу в церковь и любить пельмени.Они не верят, что мы можем по-настоящему оценить «отсталую» Россию. Мой сосед считаетменя экстремистом – а какие, с его точки зрения, еще могут быть причины любить Россию ине сомневаться в выборе страны?

– Саша, почему ты не живешь во Франции? – спрашивает меня иногда Тимур.– А почему ты туда не переедешь, если уверен, что там так хорошо? – говорю я в ответ.Есть русские, считающие, что скоро будет революция и лучше бы им до этого уехать из

страны. «Пора валить» – можно прочитать во многих блогах и услышать от протестующих,которые считают, что мир – это большая деревня. Будьте уверены, я не хочу уезжать и я ценю«стиль жизни» в России, в Москве или в Карелии.

Я далеко не единственный из иностранцев в России, кто так думает. Что действительномогло подтолкнуть тридцатипятилетнюю Каролину и ее сорокатрехлетнего мужа Фредерика водин прекрасный день покинуть Францию и обосноваться в Москве со своими тремя детьми?Что может мотивировать их поместить трех детей в возрасте 6, 9 и 12 лет в чисто русскую

школу, когда в семье никто не говорит на русском языке? Это богатая семья, которая вполнемогла бы жить во Франции или заплатить за обучение во французской школе в Москвенесколько тысяч евро в год за ребенка.

Почему моя подруга Елена, сорокапятилетняя русская, прожившая двадцать два года воФранции, не возвращавшаяся в Россию с момента эмиграции и не имеющая даже русскогопаспорта, однажды посадила в машину обеих своих дочерей, 9 и 13 лет (у которых были тожетолько французские документы) и уехала на историческую родину? У них французскоегражданство, и они воюют с администрацией России за вид на жительство и за правооставаться в России.

Что сказать о Лионеле, который переехал в Россию, живет в Химках, открыл ИП ипреподает русским французскую кухню на французском языке? Я не думаю, что Химки –самый привлекательный город в стране, но как сказал сам Лионель, «как мне здесь хорошо,какая свобода, я делаю все что хочу». Как объяснить этот разрыв между русским «креативнымклассом» и растущим числом французов, которые эмигрируют в Россию? Почему все большефранцузов готовы эмигрировать в «путинскую Россию», твердо желая построить «русскуюсудьбу» своим детям, в то время как определенная молодежь из верхнего среднего классадемонизирует нынешнюю систему власти, назначая ее ответственной за все беды страны?

Русские спрашивают меня: «И что, Россия тебе нравится? И ты не хочешь вернуться воФранцию? А ты не думаешь, что Россия отсталая страна?» Комплекс неполноценностинекоторых русских перед Западной Европой шокирует меня, я знаю, что это совершеннонеоправданно, и мне трудно это понять.

Я вижу этот комплекс основным препятствием развития страны. России мешает навязчивоежелание подражать западной модели, не только брать у Запада то, что может быть полезно, иразвивать уникальную и индивидуальную русскую систему существования.

Все больше французов теперь убеждены, что их страна не двигается в правильномнаправлении, и они также требуют альтернативных моделей, политических, экономических иморальных. Процессы деградации ускоряются с финансовым кризисом, подорвавшимзападную либеральную модель, которой завидовал весь мир. Московский «креативный класс»должен перестать мечтать о глобальной европеизации России, забыть о своейнеполноценности и признать, что Запад давно уже не является моделью. В то время какфранцузы становятся еще беднее, а русские богаче, было бы также полезно задатьправильный вопрос: «Почему?»

Почти сто лет тому назад французы принимали русских эмигрантов, изгнанных из своейстраны и бежавших от диктатуры. Не исключено, что Россия в ближайшем будущем можетстать цитаделью для иммигрантов из Европы вообще и из Франции в частности. Для многихевропейцев мягкая и хитрая диктатура демократии стала удавкой, системой, которуюпокойный Александр Зиновьев четко описывает в своем интервью «Домой, в Россию». Онобъясняет, почему решил уехать с так называемого демократического Запада, который длянего больше похож на тоталитарную машину, и переехать в «новую Россию». Можем ли мыпредположить, что Зиновьев, до того бежавший из Советского Союза, ошибается? Черезтринадцать лет после его возвращения в Россию история, кажется, безжалостно доказывает

его правоту.Россия сейчас находится в уникальной исторической ситуации: она остается открытой.

Русский народ должен сделать правильный выбор, осознавая историческую роль, которуюстрана, без сомнения, будет играть в этом столетии. Только сейчас русские могут избежать техисторических ошибок, которые страны Западной Европы накопили с 1945 года.Геополитические основания часто невидимы или недоступны большинству людей, но онисуществуют, и не принимать их во внимание – самоубийство. Многие россияне сегодня –жертвы информационной войны, направленной на дестабилизацию их мышления, их страны,их модели общества, чтобы не допустить проявления России как суверенного полюса.

Война направлена на предотвращение «русской весны».

26 мифов о России1. При Путине только богачи и олигархи стали жить лучше, а бедные люди не ощутили

роста уровня жизни.Это не так. Во время правления Путина бедность значительно уменьшилась. Количество

россиян, живущих за чертой бедности, сократилось в 35 % до 23 % с 2000 года по 2004 иупало до 13,5 % в 2008 году (до кризиса).

2000 (Путин приходит к власти): 35%2004 (окончание первого срока правления Путина): 23%2008 (окончание второго срока): 13,5%

Обратите внимание, что в 2007 году во Франции за чертой бедности жили 13,7 % населения.

2. Демографические тенденции в России таковы, что население страны сократится какминимум до 100 миллионов против нынешних 142 миллионов.

Неверно. Часто можно прочесть о том, что в России низкий уровень рождаемости и высокийуровень смертности, а также велико число абортов и самоубийств, в результате чего Россияежегодно теряет 700 тысяч жителей. Но это не так.

В 2005 году население России сократилось на 760 тысяч жителей – абсолютный рекорд.В 2006 убыль населения составила «всего лишь» 520 тысяч человек.В 2007 – «лишь» 280 тысяч.В 2008 – население сократилось приблизительно на 116 тысяч.А в 2009 население увеличилось на 12 тысяч, рождаемость выросла на 3 %, и это при том,

что 2009 год был годом экономического кризиса. То есть меры, предпринятые Медведевым в2005 году, имели просто ошеломляющий результат.

Таким образом, демографические перспективы России выглядят не более пессимистично,чем китайские или других стран Большой Семерки, как например Германии.

3. При Путине в России ухудшилась ситуация с правами человека, были убиты более 200журналистов, и Россия вернулась к своему тоталитарному прошлому.

Но эту точку зрения разделяют лишь 3 % россиян! Во время правления Путина к несчастьюбыли убиты 17 журналистов, но ведь это значительно меньше чем при Ельцине (30журналистов).

По данным самого ЦРУ Россия стоит на 4 месте в мире по числу журналистов, убитых с 1992года, но уже на 14 по соотношению убитых журналистов на душу населения, перед Израилеми Алжиром и сразу за Турцией, которая претендует на вступление в ЕС.

А по сравнению с другими постсоветскими странами Россия стоит на 5 месте (из 13), сразуза Латвией – страной-членом ЕС.

4. Российская экономика базируется исключительно на сырье, что и подтвердил размеррецессии в 2009 году.

Никто никогда не отрицал, что Россия (наряду с другими странами) добывает иэкспортирует сырье. Однако экономический кризис затронул Россию вовсе не из-за этого:поскольку эта страна с относительно закрытой экономикой, внутренний спрос там осталсядостаточно сильным, и в теории это может поддержать экономику.

А вот западные кредиторы, у которых брали в долг российские предприятия, весьмапоспособствовали тому, что экономическое развитие страны было заморожено. Помимоэтого, призывы Америки наложить на Россию санкции после операции в Грузии в 2008 годутакже вызвали рост экономической нестабильности, спровоцировав отток капитала(преимущественно англо-саксонского) с конца 2008 года по конец 2009.

5. Россия предательски напала на Грузию в августе 2008.В реальности же через несколько часов после того, как по телевидению всем жителям

Грузии пообещали мир, танки открыли огонь по Южной Осетии. Действуя по наущениюамериканских, украинских и израильских военных советников, грузины должны были убиватьмирных жителей и солдат-миротворцев, которые находились там по мандату ООН. Несмотряна поток пропаганды, согласно которой агрессором была Россия, она лишь дала

пропорциональный ответ. Более того, большая часть грузинской инфраструктуры (особенноэнергетическая) не пострадала, не была затронута и столица Тбилиси.

Согласно результатам международного расследования, зачинщиком конфликта былаГрузия – именно она первой открыла огонь по Осетии.

И еще вопрос: почему никто не обеспокоен тем, что в Грузии запрещают выступленияоппозиции, арестовывают оппозиционеров и убивают грузинских оппозиционеров заграницей?

6. Российские либералы и правозащитники не могут свободно заниматься политикой,потому что им мешает Кремль.

Это не совсем так. Российские либералы всегда имели возможность участвовать в выборах,но их политическая популярность постоянно падала: 12 % на парламентских выборах 1993года, 7 % на выборах 1995 и 1999, 4 % в 2003, 2 % в 2006…

Тем более, западная модель общества больше не привлекает россиян, которые многопутешествовали (1/4 граждан России уже побывали в Европе), они больше сосредоточены насохранении национального суверенитета. И наконец, методы Каспарова и его сотоварищей –проведение нелегальных силовых акций протеста (они сознательно идут на аресты) слозунгами на английском (которые без сомнения адресованы иностранной прессе) невнушают россиянам доверия.

7. Россияне расисты, сексисты и ненавидят Запад.Россияне не расисты уже постольку, поскольку живут в многонациональном и

многоконфессиональном государстве. В России не больше (если не меньше) расистов, чем вдругих цивилизованных странах (Америке, Германии, Украине…).

Что до отношения к женщинам, то славянские общества матриархальны, и женщины играют

здесь ведущую роль в экономике, и уже давно пользуются избирательным правом и правом нааборты. Россиянки начали голосовать на 30 лет раньше француженок!

8. Россия агрессивна по отношению к своим ближайшим соседям.В отличие от других империй, Россия никогда никого не завоевывала с оружием в руках.

Кстати, многие граждане соседних государств были бы согласны на то, чтобы их страны вновьстали частью России.

9. В России эпидемия СПИДа.Повсюду пишут о том, что в России огромное число ВИЧ-инфицированных. На самом деле

проверка населения уже практически закончена, то есть большая часть ВИЧ-инфицированныхуже выявлена. Потолок был достигнут в 2002 году, с тех пор количество больных сокращается,если не считать группы риска (инъекционные наркоманы, проститутки, заключенные). Такимобразом, несмотря на то, что эпидемия СПИДа остается важным фактором (как и во всехразвитых странах), ситуация в России все же очень далека о того, что можно наблюдать вАфрике южнее Сахары.

10. У народа с европейской рождаемостью и африканской ментальностью нет будущего.С чего вдруг? Падение рождаемости в постсоветский период – это результат ситуации 1990-

х: экономического и психологического шока от распада СССР. С тех пор рождаемостьподнялась до уровня нынешней европейской (см. пункт 2), и ничто не говорит нам о том, чтозавтра или послезавтра она не станет еще выше.

Что до сверхвысокой смертности, то она сейчас тоже снижается и затрагивает толькопожилых людей, что никак не сказывается на рождаемости, потому что у них уже есть дети идаже внуки.

11. Уровень социального неравенства приближается к царской России и усугубляетсяповсеместной коррупцией. С приходом к власти Владимира Путина эти тенденции толькоусилились.

Российская экономика достаточно своеобразна – ее нельзя назвать ни абсолютно

либеральной, ни абсолютно авторитарной. Это полуоткрытая и полузакрытая экономика, ееотличительной особенностью является сильное государственное присутствие и достаточновысокий уровень коррупции – этого никто не отрицает.

Тем не менее, с приходом Владимира Путина началась успешная война против олигархов. В90-е годы западная пресса обличала олигархов, но переключилась на Путина, как только онначал борьбу с ними. Почему?

Как сказал один эксперт в области экономической безопасности во время форума вофранцузском Сенате, «Время, когда в дверь стучали плохие парни в черных куртках,закончилось в 1995 году. В 2000-е годы на смену рэкетирам пришел административныйресурс (милиция и бывшие сотрудники спецслужб). В настоящее же время российский рынокпрактически вплотную приблизился к стандартам цивилизованного».

12. Россия самым жестоким образом подавляет чеченских борцов за независимость.Это неправда. После первой Чеченской войны (1995) и отступления русских, чеченцы de

facto обрели независимость. Ситуация резко ухудшилась: пришлые исламисты (ваххабиты)начали терроризировать местное население и организовывать вооруженные рейды всоседние регионы, чтобы дестабилизировать весь Кавказ и создать там независимый отРоссии исламский халифат. Поскольку Чечня находится внутри России, большинство чеченцевхотят не независимости, а мира. После окончания второй Чеченской войны республикудержит в ежовых рукавицах Рамзан Кадыров, зато в регионе восстановлены мир и законность.

13. Советская космическая программа была создана руками немецких военнопленных.К несчастью для Германии, советская космическая программа была создана русскими

(такими как Королев), и при этом у них не было плана Маршалла, который помог бы имвосстанавливать страну после Второй мировой войны. А вот в Соединенных Штатах работализахваченные в плен нацистские ученые, один из самых известных – Вернер фон Браун(Wernher von Braun).

14. В России не было демократических выборов – Путин посадил на своем место

марионетку-Медведева.Путина регулярно неточно переводят, вольно интерпретируют, часто называют диктатором

и противником демократии. После того как Медведев был избран, пресса убеждала нас, чтоон ничего из себя не представляет, быстро уйдет в отставку или изменит законодательствотак, чтобы Путин снова возглавил страну. В итоге ничего такого не случилось. Ни о какойотставке речи не идет. Дуэт Путина и Медведева существует с 2000 года (вот уже 10 лет).

15. Дальний Восток колонизирован китайцами, ситуация просто катастрофическая: скоровся Сибирь отойдет Китаю!

Отношения России и Китая никогда не были плохими, несмотря на утверждения «западныхэкспертов». Для начала нет никакой китайской экспансии, о которой так любят рассуждать.Исследование, проведенное в 2008 году, позволило составить портрет типичного китайскогоиммигранта, вот что получилось: 60 % – мужчины, у 20 % есть высшее образование (в среднемпо Китаю 12 %), 94 % работают и подавляющее большинство приехали из приграничныхгородов. Больше половины – предприниматели.

Главный вопрос: сколько их? По данным ФМС в 2006 году было 200 000, в 2007 – 320 000,причем многие – сезонные рабочие. Конечно, это без учета нелегалов, однако до сих пор,несмотря на вопли некоторых (Латынина, Гольц), на Дальнем Востоке России еще не былообнаружено ни одного китайского города-миллионера. Скорее всего, на Дальнем Востоке на5 миллионов русских приходится порядка полумиллиона китайцев (2/3 из которых легальныемигранты и сезонные рабочие).

Даже если предположить, что китайцы решат выйти из Азии (что маловероятно) и пойти наконфликт с Россией (что еще более маловероятно), то российское военное превосходство(особенно ядерное) их быстро разубедит.

17. Россия показала себя ненадежным партнером, особенно в том, что касается поставокэнергоресурсов (см. перебои в поставках газа).

Если мы попробуем как следует разобраться и понять, кто первый начал, окажется, что всекак раз наоборот. Как русские должны были реагировать на расширение НАТО на восток, напризнание независимости Косово, на отношение к русскому меньшинству в странах Балтии,на грузинскую агрессию, на цветные революции, которые спонсировало ЦРУ и т. д.?

То же самое и с перебоями в поставках газа, которые были спровоцированы Украиной,которая не заплатила России за газ и начала «отбор» газа на своей территории.

Россия уже давно снабжает газом Турцию (с 2003 года по газопроводу Blue Stream), иникогда не было никаких проблем – это доказывает, что Россию нельзя считать ненадежнымпоставщиком и партнером.

18. Дискриминация русских в Эстонии и Латвии – это сильное преувеличение.Нет, многие европейские правозащитные ассоциации тыкали пальцем в ужасающее

положение русского меньшинства. Русским чинят административные препоны,дискриминируют их язык, препятствуют трудоустройству и т. д.

В результате четверть населения этих стран лишена права на образование и даже права наполучение гражданства! Не все они русские (но с советскими паспортами), и они становятсялицами без гражданства, апатридами, к которым относятся, как к гражданам второго сорта, ивсе это в самом сердце Европы.

В тех же странах терпят марши ветеранов СС, но запрещают советскую символику. Русскихубивают, а ЕС молчит.

19. Российская армия абсолютно устарела, равно как и ее военная доктрина. Россия не всостоянии будет выдержать удар Китая или НАТО.

В реальности все иначе: в настоящее время Россия активно развивает высокотехнологичноеоружие – самолеты-истребители, тяжелые бомбардировщики, системы слежения, а такжеоружие массового поражения (ракеты булава, воевода) и т. д.

Война с Грузией доказала превосходство российской армии над армией страны, которой 5лет помогало НАТО.

Новая военная доктрина вполне современна и связана со «стратегией 2020», недавниепредложения Кремля относительно новой стратегии Европейской безопасности весьмаразумны и плодотворны. А планы по модернизации армии впечатляют.

20. Гражданское общество было уничтожено при Путине, вся судебная система «подколпаком».

На самом деле количество судебных исков значительно возросло с 1999 года. За последние10 лет их стало в 6 раз больше! В России прошла судебная реформа, и истцы выигрывают71 % исков против государства. Существуют и бесплатные юридические консультации.

Представление о том, что в России притесняют неправительственные организации,сложилось после того, как в 2004 из страны выставили Freedom House – за то, что НПО неплатила арендную плату. Но ведь мы знаем, что подобные НПО участвовали в организацииоранжевых революций, поэтому вполне естественно, что власти воспользовались первой жевозможностью, чтобы их запретить.

21. Ходорковский был арестован и несправедливо осужден из-за того, что он былэффективным менеджером, западником и либералом.

Ходорковский был осужден за мошенничество (коррупция, подкуп, уход от налогов). Болееполовины россиян считают, что он осужден справедливо (54 % в 2006 году).

Ходорковский поставил под угрозу российские национальные интересы, потому чтособирался продать ЮКОС компании Exxon, то есть собирался продать российское сырье, емуне принадлежащее, американской компании, и все это накануне холодной войны. Более того,после ареста его личные средства были переданы Ротшильду, и это вполне естественно,поскольку Ходорковский связан с американскими неоконсерваторами, приближенными кБушу.

22. Ельцин был настоящим демократом.Он даже влез на танк вместе с теми, кто стрелял по Думе, где депутаты (коммунисты)

противостояли его либерально-коррупционным реформам. Потом он без подготовки объявилвойну Чечне и проиграл. Министрами он назначал некомпетентных воров, олигархиобогащались, в то время как народ нищал, а кавказская мафия захватывала контроль надстраной.

23. Россия использует свои энергоресурсы, чтобы держать в узде соседей и извлекаетполитическую выгоду из энергетической экспансии.

Поставщик имеет право устанавливать тарифы, а клиенты – платить или нет. Если уж какаястрана и использует энергетику в политических целях, то это Америка, которая позволяет себебомбить Ирак и Афганистан.

24. Россией правят неокоммунисты, евразийцы и националисты, которые больше всегоненавидят Запад и Европу

Российская политическая система очень отличается от европейской. Политический спектрочень широк даже в рамках одной партии. Однако правда, что русские очень патриотичны, иэто проявляется в партиях как правого, так и левого толка.

Когда у Владимира Путина спросили, какой идеологии он придерживается, он ответил: «Некажется ли вам, что идеологии причинили уже достаточно зла?» Недавно Сергей Лавровзаявил, что Россия является частью европейской цивилизации.

25. К 2050 году Россия станет исламским халифатом.В реальности все совсем иначе: этнические русские составляют 80 % населения страны.

Согласно проведенному в 2006 году опросу, лишь 6 % граждан России считают себямусульманами, подтверждая пословицу: «В России Коран растворился в водке». Тем более чтодаже в традиционно мусульманских регионах России (Татарстан, Башкортостан) «россиянеславянского происхождения» составляют более 50 % населения.

26. Березовский позволил Путину прийти к власти, а потом они поссорились, и теперь он неможет вернуться в свою страну.

Генерал Лебедь сказал: «Березовский – апофеоз мерзости на государственном уровне:этому представителю небольшой клики, оказавшейся у власти, мало просто воровать – емунадо, чтобы все видели, что он ворует совершенно безнаказанно». Лебедь погиб вавиакатастрофе.

Журналист журнала Forbes Пол Хлебников написал книгу «Крестный отец Кремля БорисБерезовский, или История разграбления России», в которой рассказал о связях Березовскогос мафией. Пола Хлебникова убили.

Березовский был замешан во многих грязных делах и нераскрытых убийствах. Ордеры наего арест выписаны в России и в Южной Америке. Не удивительно, что многие на Западезащищают этого «великого демократа».